– Но это же не твои деньги, верно?

– Теперь мои. – Анжелика захлопнула чемодан и посмотрела на Антона так, как будто он фашист, собирающийся отнять у нее младенца для фашистских опытов. – Мои! Должна же я после развода хоть что-то получить?

– И это не воровство?

– Любимый, не кипишись. Нас никто не видел. Мы можем завтра же уехать в Монако, забыть про это убожество, – она обвела рукой минималистичный интерьер студии, – начать новую жизнь. Никто никогда не узнает. Ты понимаешь, как нам повезло?!

Но Антон не был готов разделить с Анжеликой трактовку этого события как везение. К тому же он слегка обиделся на убожество. То, что произошло два часа назад, являлось типичным воровством, кражей со взломом. И вместо Монако, пляжей и замков ему мерещились Воркута, тундра и барак.

– Это надо вернуть, – твердо сказал он.

– Любимый, тебе мозг надо вернуть, не знаю уж, где ты его оставил. Во-первых, ты не сможешь этого сделать – Вован уже, наверное, дома. Во-вторых, попробуй для начала отними.

Анжелика была крупной женщиной, но Антону никогда не приходило в голову оценивать ее физическую силу. Сейчас она стояла перед ним, как Родина-мать – высокая, мощная, готовая к праведной битве. Стояла, сверкая глазами, грозно шевеля ноздрями и улыбаясь.

– Антон, – рассудительно сказала Анжелика. – Ты малахольный, хоть и художник. Твое дело – рисовать, писать стихи. А хозяйство, – она похлопала по чемоданчику, – предоставь уж мне. Так и будем жить. Согласен?

– Это преступление, – упрямо пробормотал художник. – Нас посадят в тюрьму. Тебе хорошо, ты сильная, знаешь тюремные слова – «не кипишись», «малахольный»… А мне в тюрьму нельзя.

Анжелика ничего не ответила, встала, подошла к Антону, внимательно, как хозяйка собаку, осмотрела его с головы до ног и заключила в свои тяжелые объятия. Объятия сопровождались поцелуем такой силы, что Антону показалось, будто Анжелика хочет его проглотить. Влечение к ней было еще свежо, поэтому дискуссия на морально-этическую тему кончилась в спальне.

Обхватив Антона руками и ногами, Анжелика уснула богатырским сном. Но ему не спалось. Он крутил в голове эту ситуацию так и сяк, честно пытался примерять на себя образ безнаказанного похитителя, прожигающего жизнь в Монако, но совесть потомственного интеллигента неизменно возвращала его в Воркуту. Ему казалось, что он лежит в бараке на нарах, фонарь на вышке освещает холодным светом стену, а в объятиях его сжимает не Анжелика, а… Антон вскочил с кровати и побежал в ванную. Умывшись холодной водой и посмотрев на себя в зеркало, он понял, что будет дальше.

Через полтора часа Volvo в третий раз за этот долгий день остановилась возле дома Володи. Из машины вылез человек в спортивной куртке и капюшоне, надвинутом на лицо. В руках он сжимал чемоданчик-дипломат. Неловкими прыжками добежав до задней калитки, он открыл ее ключом и вошел на участок.

Чемодан жег руки, и Антон боролся с желанием бросить его в любой комнате и бежать сломя голову. Планировка дома была его собственным произведением, поэтому он легко добрался в темноте до кабинета Володи и медленными шагами приблизился к портьере. В доме было тихо. Наверное, хозяин еще не возвращался. Оставалось ввести простой код, сунуть злосчастный чемодан обратно в сейф, возможно, взять другой, со свинкой, если таковой там окажется, и тем же маршрутом вернуться к машине. Совсем без добычи Антон показаться дома боялся. Он вообще заметил, что на смену сексуальному влечению к Анжелике пришло вовсе не равнодушие. Доминирующим чувством к ней стал страх. Эта женщина несомненно обладала властью над мужчинами. Какой же молодец Володя, как ловко все провернул! Понятно теперь, почему он плакал у меня на плече. По-хорошему говоря, нужно было бы взять немного из чемоданчика в качестве приданого.