Откидываю очки в сторону, и он с заметным облегчением делает то же самое. Тишину нарушает треск двух сломанных о дубовый пол оправ. И всё-таки какой же он бледный! Сейчас, на фоне ярко-чёрных глаз, его кожа кажется не просто тусклой, а белой, как снег. Словно передо мной живой мертвец. Лицо спокойно и невозмутимо, мышцы полностью расслаблены, но по бесцветным щекам скользят слёзы.

Повинуясь внезапному порыву, я дотрагиваюсь до стекла и стираю с его скулы одну из слезинок – холодную как лёд. Его рука с массивными перстнями на большом и безымянном пальце тоже тянется к моему лицу, но я делаю шаг назад. Артистичная кисть замирает в воздухе, блестят в сумерках обрамлённые в золото камни – красный и чёрный. Снова опуская голову, он нарушает тишину:

– Они сломали её.

Кажется, я понимаю, о ком он говорит, и в груди у меня что-то обрывается.

– Они убили её прежнюю, – нагнетает мой двойник. – Она теперь другая. Ты ещё не знаешь…

– Уверен, всё не так плохо.

– Не обманывай себя! Ту, кого ты любил, уже не вернуть. Они отобрали её у тебя, а ты им служишь. Как преданный пёс, о которого вытирают ноги.

Его слова, такие безжалостные, такие резкие, начинают меня раздражать. Мне уже не хочется ему сочувствовать и успокаивать. Остаётся только возмущение:

– Никто не вытирает об меня ноги.

Он пренебрежительно вздёргивает бровь. В его глазах можно прочитать что-то вроде: «Тогда почему ты выглядишь так жалко?». А ведь я и впрямь, что уж там таить, по сравнению с ним – жалок. Слабый, тощий, больной, с этой дурацкой тростью… Чёртов фрик. Самому противно.

– Если я тебе не нравлюсь, не смотри, – бормочу обиженно, но он мотает головой и коротко поправляет:

– Не снаружи. Внутри.

– Что внутри?

– Внутри у нас всё кровоточит.

После этой его фразы я окончательно теряю самообладание. Почему-то начинаю очень сильно злиться и просто взрываюсь словами:

– Прекрати повторять это «мы»! Слышишь?! Нет никаких «нас»! Есть я и ты – незнакомец, который зачем-то мной притворяется и навязывает свою извращённую точку зрения!

– Ах. Я понял, – он и впрямь отворачивается от зеркала. Встаёт ко мне спиной, скрестив руки на груди, и замолкает.

Моя буря эмоций тоже утихает, я начинаю мысленно рассуждать: а что если он не лжёт? Может быть, он – это и вправду я? Другая, скрытая половина моей личности? Большую часть времени я прячу его здесь, в тени, в глубинах своего подсознания. Прикидываюсь перед всеми непобедимым и непробиваемым – и, надо сказать, мне неплохо это даётся. Но в минуты, как сейчас, когда я совсем устал и отчаялся, я прихожу к нему и в его темноте обретаю покой…

Кто знает, если бы он не выплакал тут за меня эти ледяные солёные слёзы по жизни, которой я больше никогда не буду жить, то смог бы я – замкнутый и чёрствый – идти дальше?.. СКОК, конечно, не отбирал ни у кого Стеллу, это звучит слишком утрированно, но волею судьбы мы и впрямь оказались на разных концах пропасти, и вряд ли когда-то сможем друг друга понять и открыться.

– Каспер, – зовёт он, не оборачиваясь. – Они охотятся на тебя. Их много, в одиночку не справиться. На чьей ты стороне? Нужно сделать выбор.

Обратный путь в штаб вчера выдался трудным. Со времени аварии я больше не садился за руль и, по правде сказать, не планировал. Оно и понятно – чаще всего мне даже просто сидеть больно, не говоря уж о том, чтобы жать на педали. Но из двух зол пришлось выбирать меньшее. Олег с самого начала вечера явно был не в духе, и на пути в клуб, ещё будучи трезвым, вёл автомобиль как-то слишком неосторожно, что обычно ему не свойственно. Даже несколько раз серьёзно нарушил правила. А уж в стельку пьяным он и подавно не доставил бы меня живым до места назначения.