Приятели, не задумываясь, словно по команде, протянули архонту пустые бокалы, и он с благосклонной улыбкой снова наполнил их до краев. Локк одним глотком выпил половину, однако усилием воли заставил себя остановиться и, чувствуя, как возвращаются силы, вздохнул с облегчением.

– Благодарю вас, архонт, – сказал он. – Позвольте осведомиться, чем мы вызвали ваше неудовольствие?

– Мое неудовольствие? Ничего подобного, – улыбнулся архонт и, усевшись за стол, опустил бутылку на столешницу, а потом дернул шелковый шнурок на стене; под потолком вспыхнула люстра, на стол упал сноп золотистого света. – Напротив, молодые люди, вы возбудили во мне необычайный интерес.

Локк впервые получил возможность получше разглядеть Страгоса. Архонт был человеком пожилым – лет шестидесяти, а то и больше, – с удивительно четкими, будто высеченными, чертами лица; кожа обветренная, красноватая, волосы седые. Люди, обладающие непомерной властью, обычно впадают в одну из двух крайностей: либо во всем себе отказывают, либо ничем себя не ограничивают, однако Страгосу удалось этого избежать – он выглядел вполне уравновешенным, хотя во взгляде его светилась проницательность хитроумного ростовщика. Локк, пригубив сидр, молил всех богов, чтобы поскорее вернулась привычная живость ума.

Золотистый свет дробился в ячеистых стеклянных стенах. Локк обвел взглядом кабинет и удивленно вздрогнул, лишь сейчас сообразив, что трепещущие в ячейках тени – это крошечные букашки. В прозрачных узилищах бились тысячи бабочек, жуков и мотыльков. Такое огромное собрание Локк видел впервые в жизни. Жан ахнул от удивления.

– Нравится вам моя кунсткамера? – милостиво осведомился архонт.

Он дернул еще один шелковый шнурок, и за стенами вспыхнул яркий свет, позволивший лучше рассмотреть великолепные экспонаты: бабочки распахивали алые, синие и зеленые крылья, покрытые разноцветными завитками замысловатых узоров; серые, черные и золотистые мотыльки шевелили длинными усиками; спинки жуков отливали золотом, серебром и бронзой; осы, трепеща прозрачными крылышками, грозно изгибали полосатые брюшки с острыми жалами.

– Невероятно, – ошеломленно протянул Локк.

– Ничего невероятного в этом нет, – милостиво пояснил архонт. – Видите ли, это не живые насекомые, а заводные игрушки, творения лучших искусников Тал-Веррара. Внизу установлено особое устройство, которое по трубам за стенами кабинета гонит воздух к каждой ячейке. В ячейках проделаны крошечные отверстия, поэтому трепетание крылышек выглядит вполне естественным – разумеется, в полумраке.

– И все же это невероятно, – сказал Жан.

– Тал-Веррар недаром называют городом искусников, – напомнил архонт. – За живыми существами нужен постоянный уход, а это скучно. Так что в Мон-Магистерии я устроил кунсткамеру для затейливых поделок, созданных нашими мастерами. Ну, допивайте, я вам еще подолью.

Архонт в последний раз наполнил бокалы, отставил пустую бутылку и, снова усевшись за стол, взял с подноса тонкую пергаментную папку с тремя сломанными печатями по краям.

– Так вот, о поделках… Вы ведь тоже в некотором роде затейливые поделки, господин Коста и господин де Ферра. Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас господином Ламорой и господином Танненом?

Будь у Локка побольше сил, тяжелый бокал веррарского хрусталя раскрошился бы под его пальцами.

– Прошу прощения, – начал он, всем своим видом изобразив искреннее недоумение, – но я с этими людьми незнаком. А ты, Жером?

– Это какая-то ошибка, – горячо закивал Жан.

– Отнюдь нет, господа, – сказал архонт, бегло просматривая содержимое папки – десяток страниц, плотно исписанных черными чернилами. – Несколько дней назад мои осведомители доставили мне весьма любопытное послание – от моего знакомого, занимающего весьма высокий пост в совете вольнонаемных магов Картена. Так вот, послание содержало рассказ о невероятных приключениях.