– Каллас. Таврин Каллас, – улыбнулся Жан. – А что, неплохо придумано: отвлечь меня разговором и напасть. Вполне заслуживает уважения. – Он отступил на шаг, загородив выход из дубильни. – Однако же, судя по всему, ваши юные умы пока еще не в силах постичь всех тонкостей искусных философических рассуждений. Мне что, каждому взбучку задать или сами сообразите, что к чему?

Юнцы, недовольно ворча, закивали.

– Вот и славно.

Дальнейший отъем денег прошел гладко, как по маслу. Жан собрал впечатляющее число монет, которых с лихвой хватало на неделю проживания на постоялом дворе.

– Что ж, на сегодня достаточно, – наконец объявил он. – А теперь отдохните, вам сегодня ночью придется поработать. Завтра, в два часа пополудни, я снова приду, и мы с вами побеседуем о правилах, установленных новым главарем Медных Лбов.

На следующий день во втором часу пополудни Медные Лбы, хорошенько вооружившись, поджидали Жана в засаде.

К их неимоверному удивлению, он явился в дубильню не один, а с констеблем Вел-Вираццо – высокой мускулистой женщиной в пунцовом мундире, подбитом с изнанки тонким кольчужным полотном; на плечах красовались золотистые эполеты; каштановые волосы, собранные в тугой хвост, были скреплены бронзовыми кольцами. У дверей встали еще четыре констебля в таких же мундирах, вооруженные длинными полированными дубинками и тяжелыми деревянными щитами, закинутыми за спину.

– Здоро́во, парни! – сказал Жан.

Кинжалы, стилеты, бутылочные горлышки и дубинки мигом исчезли из виду.

– Как я погляжу, всем вам хорошо знакома префект Лавасто и ее помощники.

– Привет, ребята, – бросила префект, небрежно просунув большие пальцы за кожаную перевязь, с которой свисал палаш в скромных черных ножнах (у остальных констеблей холодного оружия не было).

– Префект Лавасто – мудрая женщина, – продолжил Жан, – и подчиненные у нее толковые. Им весьма по душе деньги, которые я плачу исключительно по доброте душевной, желая облегчить тяготы их непростой службы и развеять скуку. А если со мной что худое случится, то источник этой нечаянной радости иссякнет.

– И мы жестоко разочаруемся, – подхватила префект.

– Что приведет к неминуемым последствиям, – добавил Жан.

Префект надавила тяжелым сапогом на пустую винную бутылку, расколовшуюся со звонким треском.

– Да, жестоко, – вздохнула префект.

– Вы – парни сообразительные, – сказал Жан. – По-моему, визит префекта доставил вам огромное удовольствие.

– Повторять его я не намерена, – ухмыльнулась Лавасто и неторопливо прошествовала к выходу.

Вскоре мерный топот сапог затих вдали.

Медные Лбы угрюмо уставились на Жана. У входа хмуро переминались четверо юнцов, с ног до головы покрытые свежими синяками; руки они упрямо держали за спиной.

– Ты чё это замутил, а? – буркнул один из них.

– Ребята, так ведь я вам не враг. Рано или поздно вы поймете, что я ради вас стараюсь. А теперь заткнитесь и слушайте внимательно. Во-первых, – Жан повысил голос, – просто удивительно, что вы до сих пор не догадались городскую стражу подкупить. Мое предложение они приняли со щенячьим восторгом.

Жан небрежно завел правую руку за спину, под длинный черный жилет, надетый поверх несвежей белой рубахи.

– И все же, – неспешно продолжил он, – то, что первым делом вы решили меня убить, внушает определенные надежды. Ну-ка, покажите ваши игрушки. Живее, не стесняйтесь.

Юнцы робко вытащили оружие. Жан осмотрел его и сокрушенно покачал головой:

– Хм, дешевые ножи, бутылочные горлышки, хворостины какие-то, молоток… Ребята, ваша беда в том, что вы считаете все это грозным арсеналом. А на самом деле это не оружие, а позор… – Продолжая говорить, он завел за спину, под жилет, левую руку и, внезапно высвободив обе руки, молодецки ухнул и стремительно, налетом, швырнул оба топорика.