Вывернулся, угорь. Но интересно, с чего это он перед приезжей так язык распустил? Конечно, гуманитарная интеллигенция всегда была несдержанна. И время, как я уже сказала, сейчас несколько другое, не тридцать седьмой год, когда ответственные товарищи все свои речи по бумажке читали, писаный текст, где надо утвердив, что там ничего недозволенного нет – так и кончилось большевистское ораторское искусство, что зажигало массы и поднимало в атаку полки. Но ощущение у меня, что сейчас ты пытался на события влиять, сдвинуть акцент в будущем фильме, вот не приняла это твоя душа. Что ж, твоих слов я не забуду – пусть и не доказательство для суда, но оперативный материал. Хотя если дойдет до партийного суда, мне и на слово вполне поверят.

И обязательно уточню, что Маркс о России и русском народе писал.

Париж. Представительство ООН.

15 августа 1953 г.

В кабинете двое мужчин представительного вида. И женщина лет сорока.

– Мадам Ферроль, я комиссар Ламбер, следователь Международного Уголовного суда при ООН. Это мой коллега, комиссар Клаусен. Мы пригласили вас, чтобы вы рассказали нам о случившемся 19 мая сего года в Сайгоне.

– Месье, я ведь уже написала все, что было в тот ужасный день! Разве вы не читали?

– Мадам, нас интересовали бы самые мелкие подробности, которые вы, возможно, опустили. Если вы читали детективные романы, хотя бы месье Сименона, то знаете, насколько эти детали важны для раскрытия преступления.

– Что ж, месье, я попробую вспомнить, хотя это очень для меня тяжело. Как какие-то мерзавцы едва не убили меня, вместе с детьми! И мой муж едва избежал гибели от рук этих коммунистических бандитов!

– Эти люди как-то идентифицировали себя именно как коммунистов?

– Нет, месье, но они посмели напасть на европейский квартал среди бела дня. В центре Сайгона, столицы Индокитая, где было полно нашей полиции и войск. А все во Вьетнаме знают, что именно красный Вьетконг – это наиболее дерзкие, опасные и многочисленные из местных азиатских банд.

– Мадам, именно этот факт нам и надлежит неопровержимо доказать – чтобы призвать к ответу не только напавших на вас, но и их покровителей. В тот день и час вашего мужа не было дома – это был его обычный распорядок?

– Гастон работает в управлении колонией, и государственные дела иногда заставляли его задерживаться, даже когда большинство из соседей уже приехали. Так случилось и в тот день. Я думаю, как мне повезло, что он припозднился.

– Вы пишете, что бандитов впустил в дом ваш повар, Жерар. Вы нанимали его сами? Имел ли он рекомендации?

– О да, месье, я поняла, о чем вы говорите! В Сайгоне иные нанимают прислугу из самых подозрительных личностей, подобранных буквально на улице – поскольку это выходит заметно дешевле, чем по рекомендации от приличных людей. Но мы взяли повара по рекомендательному письму от приятеля моего мужа, который уехал во Францию два года назад. И все это время у нас к Жерару не было никаких замечаний.

– Это было его имя? Что вы можете сказать о вашем поваре как о человеке? Была ли у него семья?

– Месье, откуда я могу знать, чем живет и что думает прислуга? У него было какое-то туземное имя, я дала ему французское, так было удобно мне и мужу. И у нас в Сайгоне совершенно не было принято, чтобы слуги жили с семьями – если только их вторая половина также не служит у того же хозяина. Возможно, у него был кто-то в его деревне. От нас же он видел лишь разумную строгость, в пределах допустимого. Даже за провинности мы ни разу не били его бамбуковой палкой, как иные из наших соседей своих слуг – а цивилизованно вычитали из жалованья. Он получал от нас помимо крыши еще и обед, имел привилегию забирать остатки с нашего стола – ну и, наверно, подворовывал по мелочи, как всякая туземная прислуга. Но в целом у него не было причины ненавидеть нас, неблагодарная свинья!