– Валя, а в вашу службу девушек принимают? Если Лючия с мужем ходила даже на абордаж. Стрелять как ты я не смогу – но разве вам медработник не нужен? Зато везде будем вместе.

Юрий Смоленцев

Валя, анекдоты про поручика Ржевского не про тебя случайно? Смотри, доиграешься – если ума не хватит на грани дозволенного удержаться. На войну бы тебе – так нет войны. Или есть уже – зачем нас Пономаренко вызвал? Сидим, культурно отдыхаем, и вдруг телефон – и в жизни так бывает, не только в советском кино. Хотя помню, что и в двухтысячных наши доморощенные капиталисты могли своих работников так напрячь, даже вечером или в законный выходной. А в этом времени мобил не изобрели еще – и если нет тебя возле аппарата (а сидеть возле него в свое свободное время ты, строго говоря, не обязан), то найти и напрячь тебя будет затруднительно.

Тут, конечно, время сталинское и распорядок оригинальный – но все же до полуночи обычно бдят столоначальники, а вдруг Сам позвонит? Если начальник нормальный, то держать при себе он будет пару-тройку особо доверенных сотрудников, владеющих информацией, – а прочий личный состав отпустит по домам. И полночным страдальцам воздаст по справедливости, наградой, а уж транспорт, чтоб до дома доставить, подразумевается сам собой. Аня еще подходит под категорию доверенных, а Валя Кунцевич – это чистый боевик, моя бы воля, я и в Академию его не тянул бы, довольно ему указать на врага и сказать «фас», только клочья полетят от супостата. Я, стараниями Пономаренко, хоть и вступил на скользкий путь начальственной ответственности, но нет у меня сейчас незавершенных срочных задач, о формировании нашей команды я вчера рапорт представлял, сегодня ничего не изменилось. Ну а Лючия не доросла еще, чтобы за что-то отвечать (только не дай бог она услышит, что я так думаю). Значит, вывод – что-то где-то опять произошло. В газетах и по радио не было – не успели еще? Или что-то по тайному фронту?

Пантелеймон Кондратьевич был каким-то смурным. Что тревожно. Начальственную «накачку», особенно даваемую исключительно для мотивации, без намерения реально принять меры, пережить нетрудно. А вот если такое – значит, у самого Пономаренко сомнение есть. Как в сорок четвертом перед Киевом было – где кончилось большой дракой[7].

– Город Львов, – сказал Пономаренко. – Есть информация, что там в ближайшем времени должно произойти что-то, отрицательно повлияющее на нашу политику здесь, в Москве.

Что значит «отрицательно повлияющее»? Вылазка врага – информация была бы четче. Неужели аппаратные игры? Кулуарные беседы, шушуканье по углам, намеки. Взять бы кого-то из шепчущихся и тряхнуть как следует, ты что имел в виду? Так или не за что пока, слухи и сплетни. Или, что вернее, не принято трогать высоко стоящие фигуры без прямых и недвусмысленных доказательств виновности – а товарищ Сталин, выходит, всерьез решил, что террор направо и налево – это не выход? И нам нужно эти доказательства добыть?

– Здесь делается все, что должно делаться. Вы проясните обстановку там.

А что там может быть? Самое напрашиваемое – бандеровцы? Однако даже в худшие времена ОУН имела гораздо меньшую опору в областных центрах, чем в провинции – а оттого их серьезные теракты там можно было по пальцам счесть. Теперь же нет никакой политики на умиротворение бандеровщины, и Кириченко к стенке поставили за желание стать «царем украинским», сидит первым во Львове товарищ Федоров, тот самый, дважды Герой и партизанский генерал, который «Подпольный обком действует», а уж его-то в сочувствии делу ОУН-УПА никак не заподозришь.