Эстебан грациозно вскочил в седло, и стоивший десяток Баловников рыжий линарец[82] затанцевал, разбрызгивая жидкую грязь, которая отчего-то летела в сторону Дикона.

– Вот уж не думал, что вы не справитесь с такой смирной лошадкой, – Альберто умело сдерживал вороного мориска невиданной красы, рядом с которым рыжий казался ягненком, а как выглядел Баловник, не хотелось даже думать.

– Я позволил Гогану порезвиться, – быстро, слишком быстро откликнулся Эстебан, – он застоялся.

– Гоганов лучше не распускать, – улыбнулся кэналлиец. – Не желаете наперегонки до ворот?

Эстебан не желал. Проигрывать он не любил, а здесь проигрыш был написан огромными буквами. Дикон не сомневался, что Эстебан с наслаждением прогнал бы коня галопом через огромную, отражающую облака лужу, но связываться с Альберто не решился.

Кэналлиец проводил глазами удаляющихся всадников и повернулся к Ричарду.

– Тебя встречают?

– Не знаю… Может быть… – Кансилльер обещал не выпускать его из виду, но у него столько дел. Знает ли Август, что сегодня унарам разрешено покинуть «загон»?

– Если ты один, можем посмотреть Олларию вместе, хотя чего ждать от города, который построили вдали от моря.

– Так ты с Марикьяры? – просиял Дик. И как он сразу не понял?! Остров в Померанцевом море славился своими моряками. Марикьяры почти не отличались от кэналлийцев, но клейма предателей на них не было[83]. – Я думал, ты кэналлиец.

– Бывает, – засмеялся Альберто и сразу помрачнел, – кэналлийцем был Паоло… Люди не лошади, не стоит судить об их достоинствах по родословной.

– Поговорим об этом, когда назовемся полными именами.

– Вряд ли у нас будет для этого время… Я своего мнения не изменю. Твой любезный Валентин для меня в одной цене с Эстебаном.

– Валентин… – вскинулся Ричард.

– Человек Чести? – перебил Альберто. – Что ж, тем хуже для него. И для тебя, кстати. Благородство предков не извиняет подлости потомков. У нас говорят – знатное имя для мерзавца то же, что красная юбка для старухи.

– Валентин не сделал ничего плохого, не то что Эстебан.

– Придды в опале, Колиньяры – на коне. Было б наоборот, Валентин стал бы Эстебаном, а Эстебан – Валентином. Наши имена, похоже, секрет только для тебя, Ричард. Еще бы, зачем Людям Чести знать, сколько детей у «навозников» и как их зовут. Хотя ты и своих-то не узнал.

– Мне сказали только про Катершванцев и Валентина…

– Человек, который тебя провожал, очень осторожен.

– Я не позволю так говорить о…

– Не тебе решать, о чем мне говорить. Удачной прогулки, … герцог!

Вороной стелющимся прыжком перелетел через лужу, не задев мутной воды даже кончиком копыта, и галопом пошел по дороге. Настроение испортилось. Альберто не должен так говорить про Августа!

Хотя откуда ему знать, что речь шла о кансилльере?! И потом Штанцлер и в самом деле ошибся – не все в Лаик оказались врагами. Отец как-то сказал, что лучше поверить негодяю, чем не поверить другу.

– Какой ты хороший есть, что дождаться нас решил. – Дик вздрогнул – рев Йоганна, как всегда, застал его врасплох. Братцы были тщательнейшим образом одеты и причесаны и вели в поводу могучих левенбергских коней, черного и белого.

– Бабушка Гретхен дарила их нам, – торжественно объявил Йоганн, – она смеялась, что в бою не имеется время для спрашивания имени. Я есть черный всадник, Норберт – белый.

– Мы самые последние, – заметил «белый», – но главное, не уйти, а вернуться. Арамона перевел все часы в доме на сорок минут вперед. Если мы приходим в нужное время, он кричит – вы опоздали. Он это делал для тебя, я думаю.