Лиза меняла окраски. Борис Викторович выдохнул, собираясь вступиться за возлюбленную, но не успел.

– Знаю! Будешь ненькой! В самый раз!

– Нянькой?

– Да нет же! Ненькой! Как на Украине! И ласково, и со смыслом… неня Лиза! Класс![6]

Лиза вскочила.

Надулась.

– Мы об этом еще поговорим!

– Конечно! – согласилась Кира. – Папс, вы тут помолвку праздновали? Мы с Аней тогда пойдем… только трусов на люстре не надо, ладно?

– Трусов? На люстре?

– Ну да… неня, ты не переживай! Они хоть и симпатичные, я вот вижу, красные, в кружавчиках, но в интерьер гостиной не впишутся. Да и тебе нельзя, говорят, красные трусы на люстре – к женихам. А ты уже… того. Все, жизнь кончена…

Лиза вылетела из комнаты не прощаясь.

Кира сделала знак «йес».

И была поймана за ухо родимым батюшкой.

– Ну и что это за номера цирковые? Анна, вы мне можете объяснить?

Вот так всегда. Хотя Анна тоже получила удовольствие, так что можно и пострадать немного.

– Конечно, Борис Викторович.

– Слушаю вас внимательно?

Анна сделала нарочито невинное лицо.

– Будучи невинным ребенком, Кира получила громадную моральную травму. Переживания подкосили ее, и внутренний мир девочки диспропорционировался. Вернувшись домой, она обнаружила, что ее отец, столп ее мира, собирается жениться. Будучи хорошо воспитанной девушкой, Кира проявила доступную ей долю вежливости, но, к сожалению, это вышло чуточку неуклюже. Будьте к ней снисходительны, обнаруженные по соседству трупы не способствуют душевному равновесию.

Что мог сказать Борис Викторович в ответ на эту тираду?

Ну… почти ничего.

Начиная с диспропорционирования, он честно пытался не захохотать в голос. Так что…

– Идите вы… интриганки!

Интриганки переглянулись – и пошли.

– Как мне все это… надоело.

Тор Мелехин покосился на подчиненного, но одергивать не стал. Его тоже все… скажем вежливо – за… грызло.

Подольск, вообще вся эта ситуация, патрулирование…

Особенно последнее.

Везти в город продовольствие?

Да вот прямо и сейчас! Никто даже не собирался! На черном рынке обычная курица стоила до десяти рублей!

Десяти!

Рублей!

Для сравнения – всего год назад она стоила восемьдесят копеек!

Командир полка с ног сбивался, а только – толку? Если бы не крупа, обнаруженная на складах Подольска, давно бы его войско или голодало, или с протянутой рукой пошло, или вообще в мародеры! А кушать-то хочется!

И то…

Крупа – для людей.

А для лошадей?

Десять килограммов сена, пять кило сухой травы, семь-восемь килограммов овощей, четыре килограмма зерна…

Не нравится?

А это еще самый минимум! Нужно больше! Это строевые кони, постоянно в движении, со всадниками… и где все это взять?

Только у крестьян.

Понятно, крестьяне были против. Командир махнул рукой и выпустил облигации, по которым крестьянам обязательно заплатят. Ну вот обязательно! Стоит только вернуться законной власти…

Крестьяне оказались недоверчивыми, и вообще – пособниками освобожденцев, так что ни зерна, ни фуража, ни…

Город продуктов от них не дождался.

Илье пришлось рассылать десятки по селам, с реквизициями. Строго-настрого запретив грабить, убивать, насиловать…

Обнаружили сено?

Заберите.

Но выпишите человеку облигацию – пусть потом компенсацию получит.

Что значит – корову кормить нечем? А помрет корова – и детки умирать начнут, она ж, кормилица, молочком их поддерживает…

Ах вы твари сиволапые!

Мы вас тут защищаем, а вам сена жалко!? Вы о каких-то коровах печетесь?!

Да за такое…

Расстрелять бы, да нельзя. Но вот сапогом в морду – это можно. Это крестьяне получали регулярно. Параллельно с облигациями.

Вот и сейчас…