Вот наконец суровая пограничница, курносая, со щеками-горшочками, клацнула по Наташиному паспорту вверенным ей государственным штампом. Группа туристов-купцов, влача багаж, выбралась вслед за бодрым Володей на уже ощутимый припек. Автобус был все тот же: надсаженная развалина в новенькой ярко-желтой краске, где кондиционер работал, будто в горячую ванну добавляли струйку теплой воды. Наташа, за весь полет не сомкнувшая глаз, чувствовала, как на нее пьяными волнами наплывает дремота. Вдруг она спохватилась, что телефон в битком набитой сумке до сих пор не заработал. Открыла, нашла: все в порядке, сигнал есть, но сообщение только от МТС: “Добро пожаловать в Китай”.
Почему-то Наташе сразу расхотелось спать. Она уставилась в окно, где уже начинался громадный Пекин, погруженный, как всегда, в молочный смог. Транспорт здесь был разнообразен и порой удивителен: вот на мелкий мопед надстроен целый же-стянои грузовичок, похожий на простую детскую игрушку, только нагруженный настоящими тяжелыми мешками; вот велосипедист, налегая на педали, точно поднимаясь пешком по крутым ступеням, везет высокую, как телефонная будка, железную кабинку, в будке пассажирка что-то с аппетитом ест, отрясает от крошек блузку на груди. И тут же – современные, зеленые с желтым, яркие такси, “лексусы”, “мерседесы”, все это сигналит, мчится, сбивается в кучи перед светофорами, в железных потоках виляют велосипеды, до жалости хрупкие, с беспечными, как птицы, черноволосыми седоками. Сегодня смог в Пекине даже плотнее обычного: ближнее здание видится ясно, второе едва проступает, третье – как тень на стене. Белая мгла придает какое-то особое величие центру столицы: хайтековские башни, черно-зеркальные громадины, словно плывут в облаках.
Перед самой гостиницей Наташа еще раз проверила мобильник. Не имеет значения, что от Раздрогина ни слова. Лишь бы не загулял совсем, не спалил квартиру на радостях.
Район торговой улицы Ябаолу говорит на ломаном русском. Аптека “Сеня”, универмаг “Людмила”, в холле гостиницы, на полу, радужные разводы от очень мокрой уборки, выставленная табличка предупреждает: “Ноги скользят” – в смысле Wet floor. Россия отражается в Ябаолу, как лицо в самоваре: смутно, широко, на себя не похоже, и все-таки это она, Родина, смотрит пристально из-под медного лба прямо в душу далеко уехавшего торговца. Даже китайские иероглифы здесь похожи на русские пряники; плотный велорикша, желая привлечь клиентов к своей потертым алым бархатом крытой повозке, выводит сахарным тенором “Подмосковные вечера”.
В номере Наташа хотела подремать с дороги, но сон не шел, подушка была комковата и грузна, будто в нее зашили какое-то мертвое животное. На сердце лежала тень. От хандры имелось проверенное средство: хорошо покушать. На Ябаолу с этим было все в порядке, если, конечно, знать места. Наташа встряхнулась, приняла как можно более холодный душ, на деле – будто погладила ноющую кожу тепловатой кисточкой. Стуча в фанерном шкафу одежными вешалками, поймала себя на том, что слишком наряжается для выхода в будничную пыльную жару. Да бог с ним, все равно. Начинается новая жизнь, без Раздрогина, представленного здесь наглым мобильником, сосущим электричество из шаткой розетки. Вот пусть и остается в номере, а Наташа пошла отдыхать.
Ресторанчик, куда она направлялась, назывался “Коля-Нико-лай” и считался русским: здесь подавали нечто, состоявшее из всего того же, что борщ, и называвшееся борщом, но в китайской сумме дававшее вкус подслащенной травы. На самом деле русские предпочитали местное меню, и Наташа предвкушала хрустящую рыбку под мандариновым соусом, курицу с арахисом, жаркий пышный рис. Кроме того, ресторан служил местом встречи простых русских бизнесвумен, только и видевших друг друга, что здесь, на Ябаолу. Рыжая Надя из Курска, большая, как медведица, Вера Григорьевна из Челябинска, красотка и куколка Анюта из Петрозаводска, многодетная, с тяжелыми руками, Валентина из Саратова, еще пять-шесть человек “наших”, которых встречаешь иногда постоянно, иногда не совпадаешь с ними по году, по два. Все-таки “наши” ближе и родней, чем все окуров-ские клиентки и подружки, а почему так получилось, непонятно. Должно быть, влияет какой-нибудь китайский божок с полированным радостным пузом, не дурак выпить и закусить.