Темпл сглотнул, глядя на Наставника Пайка, который собрал уже целую стаю щебечущих птиц.

– Не уверен, что разделяю их понятия о справедливости.

– Ну, справедливость – такая штука… – протянул Коска. – Каждый понимает ее по-своему. А золото, напротив, универсально. Согласно моему богатому жизненному опыту, человек больше волнуется о собственном кошельке, чем о том, чтобы быть просто… хорошим.

– Я всего-навсего…

– Я не хочу показаться жестоким, – Коска стиснул пальцы еще сильнее. – Дело ведь не только в тебе. Я вынужден думать о благосостоянии всей роты. Пятьсот человек…

– Пятьсот двенадцать, – уточнил Балагур.

– Вдобавок один больной дизентерией. Я не могу причинять им неудобства из-за твоих ощущений. Это было бы… против морали. Ты нужен мне, Темпл. Но если хочешь уехать… – Коска горестно вздохнул. – Несмотря на все твои обещания, несмотря на мое доброе расположение, несмотря на совместное преодоление трудностей… Ладно. – Он указал рукой на горящий Малков. – Я так думаю, путь всегда свободен.

Темпл снова сглотнул. Он мог уехать. Мог заявить, что не желает больше принимать участия во всем этом. Хватит с него, надоело, черт побери! Но такой поступок требовал храбрости. Он остался бы без поддержки людей с оружием. Он один, он слаб, он – готовая жертва. И Темпл, как обычно, выбрал самый легкий путь. Он поступал так даже тогда, когда понимал, что путь – ошибочный. В особенности тогда. Ведь легкий и ошибочный – отлично сочетаются. Даже тогда, когда он понимал, что добром не кончится, даже тогда. Зачем думать о будущем, когда есть настоящее и оно весьма запутано?

Может быть, Кадия и нашел бы способ помешать тому, что начиналось сейчас. Способ, который, весьма вероятно, потребовал бы самопожертвования. Но, следовало заметить, Темпл не был Кадией. Он вытер вспотевший лоб, нацепил на лицо вымученную улыбку и отвесил поклон.

– Я всегда принимал службу как почесть.

– Великолепно! – Коска выхватил договор из ослабевшей руки стряпчего и развернул, чтобы подписать в отведенном месте.

Наставник Пайк поднялся, стряхивая крошки с бесформенного черного плаща и распугивая птиц.

– А вы знаете, что там, на западе?

Вопрос на мгновение завис в воздухе. От подножья холма доносился слабый звон и стоны. Это экзекуторы уводили пленных.

– Там будущее, – ответил сам себе Пайк. – И это будущее не за Старой Империей – их время миновало тысячу лет назад. И не за духолюдами, которые все дикари. Оно не за беглецами, искателями приключений и мятежной накипью, что пустила цепкие корни в тамошнюю девственную почву. Нет, будущее принадлежит Союзу. И мы обязаны завладеть им.

– И мы не должны ограничивать себя в средствах, чтобы завладеть им, – добавил Лорсен.

– Не волнуйтесь, господа, – Коска, улыбаясь, поставил витиеватую подпись. – Мы завладеем будущим вместе.

Дождь утих. Шай пряталась за деревьями, с которых продолжала обильно капать вода, и глядела на чернеющий остов дома поверх наполовину очищенного поваленного ствола с позабытым скобелем и завитками коры.

– Не так трудно выследить этих ублюдков, – проворчал Лэмб. – Они все время оставляют за собой сожженные дома.

Возможно, они думали, что убивают всех, кто мог бы отправиться в погоню. Шай старалась не думать, что могло случиться, если бы они заметили ее с отчимом, волочащихся следом в трясущемся фургоне.

Было время, когда она ясно видела каждый миг каждого нового дня – ее, Лэмба, Галли, Пита и Ро. Все задачи были ясны и цели определены. Она всегда верила, что будущее, которое их ждет, лучше, чем настоящее. Его очертания виднелись перед ней, как самую малость недостроенный дом. Трудно поверить, что с той поры прошло всего лишь пять ночей под хлопающим по ветру навесом в фургоне. Пять рассветов, черных, как яма под ногами, когда она пробуждалась закоченевшая и разбитая. Пять дней пути через леса и поля, оглядываясь вполглаза на свое темное прошлое и задаваясь вопросом: какая его часть выползла из могильных объятий земли и украла счастливую жизнь, пока она, улыбаясь, пялилась в светлое «завтра»?