- Да ладно вам, мама, - прервал ее сын – городской глава, который расстегнул камзол, выставив на обозрение плотный живот, туго обтянутый атласным жилетом. – Ничем она не отличается от нас, - и он закинул в рот тартинку с паштетом.

- Ты не прав, Эрман, - возразила мадам Латуф. – Дорогой Анастейше открыты такие знания, которых нет у обычных людей. Скептики вроде тебя посмеиваются над этим, но ты не можешь не видеть, что наш город стал ареной битвы сил добра и зла, и грядет финальная битва…

- Мы поймаем этого проклятого волка – и дело с концом! – разозлился Эрман, принимаясь за вторую тартинку. – Вот приедут королевские ловчие – и устроим еще одну облаву, тогда ему никуда не скрыться.

- Королевские ловчие? – тут же переспросила Анна-Ми, и мне стало стыдно, что я мысленно упрекала ее в том, что она забыла о своих обязанностях. – Когда же они приезжают?

- Я жду их со дня на день, - заявил Эрман, потянувшись за третьей тартинкой. – Они уже в Родезе, сегодня пришло письмо.

- Они отчаянные люди, - промурлыкала Анна-Ми. – Приезжают открыто, оповестив о своем приезде…

- А чего им бояться? – удивился городской глава. – Пусть волки боятся!

Тут мне захотелось совсем как Саломее закатить глаза. Оборотень, наверняка, затаится, когда появятся королевские охотники.

Мне пришлось поскучать, пока гости пили чай со сладостями. На правах камеристки я не была отослана в людскую, а села в уголок комнаты, за камином, достав молитвослов. Но прочесть молитву мне не удалось. То и дело я посматривала на гостей, и слышала серебристый смех Анны-Ми, и иногда – бархатистый голос графа. Странно, но его звучание я выделяла среди всех гостей, хотя граф говорил негромко и редко.

Но вот с угощением было покончено, дамы разбрелись по диванчикам и оттоманкам, рассматривая альбомы и болтая, господа пили коньяк, а я ждала, когда стемнеет, чтобы тихонько ускользнуть из дома мадам Латуф и наведаться к третьей заподозренной ведьме – травознае.

Подошла Анна-Ми и незаметно сунула мне в руку грушу – их подавали к столу. Груша была ароматной и желтой, как солнце. И сладкой, наверняка. Анна-Ми лукаво подмигнула и вернулась к мадам Латуф, заговорив о «бабушке Анастейше».

- Вы – камеристка, милочка? – у камина остановилась моложавая дама внушительного роста с орлиным профилем. – Помогите, будьте любезны. У меня расстегнулось ожерелье…

Я вскочила, всем своим видом выражая готовность помочь, и застегнула крохотный замочек на жемчужном ожерелье в три ряда.

В это время мадам Латуф громко обратилась к графу Лагару с просьбой спеть.

- В прошлый раз вы составили такой чудесный дуэт с мадемуазель Саломеей, - сказала она, играя глазами поверх веера, в то время как граф посматривал на нее со снисходительной улыбкой. – Просим, месье! Мадемуазель!

- Просим!.. Просим!.. – полетело со всех сторон.

Саломея посмотрела на брата и подошла к роялю с таким видом, будто делала королевское одолжение. Она достала ноты, села на стульчик и кто-то услужливо поставил канделябр на пюпитр. Граф Лагар встал к роялю, оперевшись локтем, и зашептался с сестрой.

 Все внимание было устремлено на них, и я посчитала, что уйти сейчас для меня – самое удобное. Никто и не заметит, что камеристки нет.

- С вашим ожерельем все в порядке, мадам, - шепнула я на ухо даме, которая просила меня о помощи. – Прошу прощения, мне надо выйти…

- С вашей стороны это было бы несусветной глупостью, - сказала она, не отрывая взгляда от Лагаров. – Послушайте, как они поют. Лучше чем в королевской опере.

Задерживаться было бы глупо, но какая-то неведомая сила остановила меня.