– Так.

– А меня наняли блюсти интересы Компании, верно? Весь день мы работаем на совесть и отрабатываем свое жалованье, а восемнадцать часов у нас остается для себя лично. Разве в твои обязанности входит поиск редких животных?

– Нет.

– И в мои не входит. Ты меня понял?

– Кажется, да.

– Уверен, что да. В конце концов, я же хорошо знаю твоего дядю, он не отправил бы сюда племянника, не объяснив ему, как устроена жизнь. Сам-то он прекрасно в этом разбирается, могу тебя заверить. Дело в том, мой мальчик, что здесь открывается масса возможностей для умного человека, только не зевай. Ничего незаконного, ты, конечно, понимаешь.

Виллис сделал паузу.

Джим заговорил было, но Фрэнк прервал его:

– Заткнись! А то что-нибудь пропустим!

– Все вполне законно, – продолжал голос представителя. – Законные возможности для бизнеса, естественным образом сопутствующие нашей служебной деятельности. Теперь насчет этого ученика: что нужно, чтобы убедить его продать круглоголовика? Я бы не стал предлагать ему слишком много, он может что-то заподозрить, а это нам ни к чему.

Хоу не спешил с ответом.

– Я почти уверен, что он откажется продавать. Но возможно, есть другой способ.

– Какой? Не понимаю.

Мальчики услышали, как Хоу излагает свою специальную теорию права собственности применительно к Виллису. Они не могли видеть, как Бичер тычет Хоу кулаком в бок, но услышали его сдавленный смех.

– Почему ты работаешь учителем? Твой талант зря пропадает в этой школе. Тебе нужно быть представителем Компании.

– Что ж, – ответил голос Хоу, – я не думаю, что буду учителем всю оставшуюся жизнь.

– Конечно-конечно. Мы подберем тебе место. И потом, школа станет меньше и не будет иметь такого значения, когда антимиграционная политика вступит в действие.

– О чем это он? – прошептал Фрэнк.

– Тихо! – шикнул Джим.

– А что, есть новости на этот счет? – поинтересовался Хоу.

– Я как раз жду сообщения от твоего дяди. Можешь заглянуть ко мне сегодня вечером, мой мальчик, возможно, у меня будут для тебя новости.

Последующая беседа не представляла особого интереса, но Виллис добросовестно воспроизвел ее. Мальчики дослушали до того места, когда Хоу распрощался, после чего Виллис умолк.

Джим весь кипел:

– Отдать Виллиса в зоопарк! Это же надо придумать! Надеюсь, он попытается задержать меня, когда я буду уходить, вот и повод его пристрелить.

– Спокойно, парень! Хотел бы я знать, что это за «антимиграционная» политика?

– По-моему, он сказал «иммиграционная».

– Я уверен, что это была «антимиграционная». Который час?

– Около трех.

– У нас еще почти три часа. Джим, давай попробуем, нельзя ли выжать из Виллиса еще что-нибудь. Подозреваю, там может быть что-то важное.

– Ладно. – Джим поднял пушистый шар и сказал: – Виллис, старичок, а что ты еще знаешь? Расскажи Джиму все, что ты слышал, все-все.

Виллиса не пришлось просить дважды. Он пересказал разговоры следующего часа – разные мелочи школьной жизни. Наконец терпение мальчиков было вознаграждено, они снова услышали маслянистые тона Гейнса Бичера:

– Марк, мой мальчик…

– О, представитель, входите, садитесь, прошу вас. Счастлив видеть вас.

– Я зашел только на минутку – сказать тебе, что получил сообщение от твоего дорогого дяди. Он шлет тебе привет.

– Как мило с его стороны. Благодарю вас, сэр.

– Не за что, мой мальчик. Закрой эту дверь, хорошо? – Виллис изобразил, как закрывается дверь. – Теперь можно говорить. Сообщение, разумеется, касалось отмены миграций.

– Вот как?

– Рад сообщить тебе, что комитет согласился с мнением твоего дяди. Южная колония останется на месте. Груз следующих двух кораблей отправится в Северную колонию, где у новых иммигрантов будет впереди почти двенадцать летних месяцев, чтобы подготовиться к зиме. Чему ты усмехаешься?