Ну вот и все только что пришел Фрэнк и нам надо работать потому что у нас завтра контрольный опрос по истории системы.
Ваш любящий сын
Джеймс Мэдисон[19] Марло-младший
P. S. Фрэнк мне сказал что он тоже не писал своим и просит может быть вы позвоните его маме и скажете ей что у него все хорошо и пусть она пожалуйста сразу вышлет ему камеру он ее забыл.
Р. Р. S. Виллис шлет всем привет. Я только что с ним говорил.
P. P. P. S. Скажите Филлис что девчонки здесь красят волосы полосками. По-моему выглядит очень глупо.
Джим»
Если бы профессор Отто Штойбен, магистр гуманитарных наук и доктор права, не ушел на пенсию, жизнь Джима в академии Лоуэлла сложилась бы совсем по-другому. Но профессор ушел-таки на пенсию и вернулся в долину Сан-Фернандо на вполне заслуженный отдых. Вся школа отправилась в Марсопорт провожать его. Он пожал всем руки, всплакнул и поручил их заботам Маркиза Хоу, недавно прибывшего с Земли и теперь занявшего директорский пост.
Джим и Фрэнк, вернувшись из космопорта, увидели, что пришедшие раньше их толпятся у доски объявлений. Они влились в толпу и прочли бумагу, из-за которой собрался народ:
Всем учащимся предписывается постоянно содержать себя и свое жилище в чистоте и порядке. Практика проверки чистоты старостами себя не оправдала, поэтому директор лично займется проверкой, которая будет проводиться еженедельно. Первая проверка назначается на 7 цереры, субботу, на 10 часов 00 минут.
М. Хоу, директор
– Прямо слов нет! – взорвался Фрэнк. – Что скажешь, Джим?
– Скажу, что сегодня шестое цереры, – мрачно ответил Джим.
– Да, но сама идея! Он что, думает, у нас исправительная колония? – Фрэнк обратился к старшекласснику, который был старостой их коридора: – А ты что скажешь, Андерсон? Он имеет право такое вытворять?
– Прямо не знаю. По правде, не знаю. Мне кажется, наши комнаты и все прочее – это наше личное дело.
– Ну и что ты собираешься делать?
– Я-то? – Молодой человек немного подумал, прежде чем ответил: – Мне остался всего один семестр до аттестата, а потом я отсюда ухожу. Так что я буду сидеть тихо, молчать в тряпочку и как-нибудь дотерплю до конца.
– Да, тебе хорошо, а у меня еще целых двенадцать семестров впереди. Что я, преступник какой?
– Это твоя проблема, парень. – И старшеклассник отошел.
Одного мальчика объявление, похоже, не волновало, – это был Герберт Бичер, сын генерального представителя Компании, новичок и на Марсе, и в школе. Кто-то заметил его ухмылку и спросил:
– А ты, турист, чего такой довольный? Ты об этом заранее знал?
– Конечно знал.
– Небось сам и придумал.
– Нет. Но мой старик говорит, что вы, ребята, давно без этого скучали. Мой старик говорит, что Штуби был слишком мягкотелым, чтобы держать в школе хоть какую-то дисциплину. Мой старик говорит…
– Да кому какое дело, что там говорит твой старик? Вали отсюда!
– Тебе лучше не говорить так о моем старике. Я…
– А я говорю, вали, пока не навешали!
Молодой Бичер посмотрел на своего оппонента – рыжего паренька по фамилии Келли, понял, что тот не шутит, и быстро испарился.
– Хорошо ему ухмыляться, – с горечью сказал Келли, – он живет в резиденции своего старика. Пострадают только те, кому приходится жить при школе. Это форменная дискриминация, вот это что!
Около трети учеников были приходящими – в основном сыновья служащих Компании, живущих в Малом Сырте. Еще одну треть составляли дети мигрирующих колонистов, а прослойкой между двумя группами были дети служащих с отдаленных постов, особенно тех, кто работал над атмосферным проектом. Большинство из них были боливийцы и тибетцы, было и немного эскимосов.