– Зачем ехать?! Куда? – всполошился Вышеня.

– Затем, что так надо! А куда – скоро узнаешь. Ужинай борзо и собирайся! А я тем временем распоряжусь, абы седлали коней и приготовили харч. С тобой поедет Истома…

Лишь когда Новгород оказался далеко позади, Истома перестал отшучиваться (он вел себя достаточно вольно не только с дворянским сыном, но и с самым Остафием) и наконец сказал, куда они держат путь – на Онего. Вышеня знал, что на Онежском озере есть земли, принадлежащие отцу, но никогда там не бывал. Да и вообще, туда ездил только Истома, в основном зимой, по санному пути. Оттуда он пригонял добрый десяток саней, груженных копченой и вяленой рыбой, а ближе к весне – кипы беличьих шкурок и другие меха. Онежская белка «шёневерк», как ее называли иноземцы, стоила больших денег, и отец имел на ней хорошую прибыль.

Сам же боярин по поводу своей вотчины на Онежском озере был удивительно немногословен. В нежелании отца распространяться на тему Онеги Вышеня заподозрил какую-то тайну. Однажды он прямо спросил его об этом. Отец грозно нахмурил брови и коротко ответил: «Не твоего ума дело!»

– Держи уши на макушке, – предупредил Истома боярского сына. – Места здесь глухие, разбойные. Того и гляди попадем в переделку.

Вышеня лишь пренебрежительно хмыкнул; несмотря на юный возраст он мало чего боялся. С младых ногтей его натаскивали отменно владеть любым оружием, ведь сын тысяцкого, командовавшего новгородским ополчением, должен стоять супротив вражеской рати, если придется, рядом с отцом.

Истома настолько хорошо знал дорогу, что и в темноте легко держал нужное направление. Лошадей отец дал весьма видных, ведь путь предстоял нелегкий и дальний. Те, кто знал толк в коневодстве, были бы в восхищении от их статей.

В XIV веке русское коннозаводство из-за нашествия монголов было разорено, поэтому почти полностью прекратилось поступление благородных и очень дорогих восточных жеребцов-производителей, которые назывались «фарь». Не желая походить на быстрых татарских наездников, русские князья и бояре предпочитали ездить на грубых и медлительных лошадях.

Но наступали новые времена и представление о боярской лошади – тяжелой и неповоротливой – начало меняться. Одним из первых, кто по достоинству оценил преимущество легких татарских лошадей, стал Остафий Дворянинец. Он взял и соединил резвость лошадей приволжской вольницы – разбойников, которые называли себя татарским словом «кайсаки», то есть наездники – с выносливостью немецких клепперов. Получились невысокие, но очень быстрые, выносливые и красиво сложенные лошади для тяжеловооруженных всадников.

Именно такими были жеребчики под Вышеней и Истомой. Их обучили не пугаться диких зверей (для этого в конюшне Дворянинца стояли клетки с волками и медведями) и, если придется, сражаться с ними зубами и копытами. Это свойство лошадей из конюшни тысяцкого уже успели оценить многие видные люди Великого Новгорода, и те продавалась по очень высокой цене, почти сравнимой с теми деньгами, которыми редкие любители расплачивались за персидских жеребцов.

– А што, боярин, не пора ли нам немного перекусить и маненько отдохнуть? – спросил Истома, когда они удалились на весьма приличное расстояние от Новгорода. – Знаю тут пещерку одну, в ней и лошади поместятся.

Небо уже посветлело и раннее утро разлило над озером, мимо которого они проезжали, большой жбан белого тумана.

– Согласен! Пора, – радостно ответил Вышеня. – Я голоден, как волк. – Он и впрямь сильно проголодался; после разговора с отцом ему кусок в горло не лез.