– Так я и думала.
Он пытается сдержать смущенную улыбку, придумать хоть какой-нибудь ответ, но вместо этого только сверлит ее глазами: желтая футболка с треугольным вырезом, темные джинсы с донельзя заниженной талией.
– А ты хоть саму-то пьесу читал?
– Нет. – Патрик закрывает глаза, это помогает. – Хотел прочитать, но так и не смог сосредоточиться.
– Из-за того, что с тобой случилось в самолете. – Это не вопрос, а скорее утверждение.
– Ага.
Вот сейчас она сочувственно кивнет, дотронется до его плеча и засыплет вопросами: каково это – прятаться под трупом и слушать крики умирающих людей? Но нет. Ничего подобного девчонка не делает. Хороший знак.
– Так ты меня знаешь? – спрашивает Гэмбл.
– Тебя все знают, даже если притворяются, что не знают.
Вокруг стучат двери шкафчиков. Звенят голоса. Почти все размахивают мобильниками. В потоке народа их прибивает друг к другу. Патрик уже не знает, куда идет, просто шагает, и все.
Девчонка что-то говорит, но слов не разобрать.
– Что, прости?
Она наклоняется так близко, что он чувствует ее дыхание на своем ухе:
– Ты зна-ме-ни-тость.
Патрик чуть было не выпаливает: «Не очень-то это весело», но ему не хочется показаться нюней. И вместо этого он говорит:
– Ты меня знаешь, а я тебя нет.
Она называет свое имя и протягивает для рукопожатия ладонь. Ту самую ладонь.
– Малери? – переспрашивает несколько удивленный Патрик.
– Да, Малери.
– Значит, Малери.
– Ага.
Он еще трижды нараспев повторяет ее имя.
– Что-то не так?
– Да нет. Просто я раньше не встречал никого с таким именем. Малери. Надо же.
Они болтают еще с минуту. Патрик не очень хорошо понимает о чем. Наверное, о школе. Возможно, о городе. Губы двигаются, и слова сами вылетают наружу. Звенит звонок.
Патрик никогда не любил прощаться. Когда по телефону кто-то говорит: «Ну ладно, я думаю, пора…», он всегда поспешно задает какой-нибудь вопрос, чтобы только разговор не кончался. И, помахав кому-то рукой, он всегда оборачивается, пройдя несколько шагов. Гэмбла удивляет: как это другие с такой легкостью спешат прочь с равнодушными лицами, мгновенно переключаются на следующую встречу.
С этой девчонкой все иначе. Патрик отходит на несколько шагов и поворачивается, чтобы взглянуть на нее, именно на нее – не на ее задницу. Ему нравится смотреть на Малери. И девчонка тут же, словно почувствовав его взгляд, замедляет шаг и тоже оборачивается. Улыбается, но потом опускает глаза, как будто он поймал ее на чем-то запретном.
– У меня французское имя! – кричит она Патрику. – Оно означает «невезение»!
Глава 9
Клэр почувствовала себя очень умной, когда догадалась про созвездия. А вот теперь, две недели спустя, кажется себе невероятно глупой. Она ведь так и не поняла, что хотел сказать папа. В письме точно зашифровано не направление, не карта: ведь, если пойти вслед за небесными фигурами, придется постоянно поворачивать и ходить по кругу. Девушка скороговоркой произносит: «Индеец, Щит, Индеец» – может, тайна зашифрована в звуках? Подносит листок к глазам и медленно отодвигает – вдруг проявится какая-то картинка? Вспоминает мифы, связанные с каждым созвездием, анализирует их снова и снова, будто на уроке литературы. Свои предположения она записывает в тетрадку – ту самую, с футбольным мячом на обложке. В конце концов у Клэр начинают ныть пальцы, так сильно девушка сжимает ручку.
Хочется разорвать тетрадь пополам, и еще раз пополам, и пусть ветер унесет белые обрывки, похожие на падавший той страшной ночью снег. А потом, опустошенная, она залезет под чье-нибудь крыльцо, свернется калачиком и уснет. Оттого, что она бесконечно вглядывается в испещренный карандашными точками лист, у нее щиплет глаза. Да и запястье тоже болит. Клэр так устала, что ей хочется умереть.