Спустя сорок минут он уже притормаживал около высотного здания на Дмитровском шоссе. Согласно данным с визитной карточки Караваевой именно здесь и располагался офис риэлторской компании, в которой она работала.

Достав сотовый, Александр набрал номер рабочего телефона девушки.

В трубке пошли длинные гудки.

«… пять, шесть… десять, – с маниакальным упорством принялся он методично считать гудки. – Не берет, сволочь, трубку! Неужели с работы уволилась, сучка?»

И тут в динамике что-то щелкнуло, и знакомый голос негромко поинтересовался:

– Здравствуйте, риэлторская компания «Парадигма». Чем я могу вам помочь?

Александр сбросил вызов. Он был доволен. Еще бы, как вовремя он тогда приметил визитку на полу крематория. Теперь она давала ему стопроцентный шанс на увлекательное продолжение начатой игры.

Глава 4

1983 год. Город Москва

Она шла, а точнее, плелась, как побитая собака. Хотя, по правде сказать, это не шло ни в какое сравнение с тем, как она действительно себя ощущала. Сутулая, скорее сгорбленная женщина неопределенного возраста еле-еле передвигала по асфальту худые, бледно-синюшные ноги в высоких чулках-гольфах. Она медленно двигалась по улице 800-летия Москвы в сторону панельной девятиэтажки, расположившейся на пересечении с Дубнинской улицой.

Ее выгоревшие от постоянного пребывания на солнце рыжеватые неухоженные волосы были небрежно подобраны под бежевую косынку. В натруженных и загрубевших от постоянного соприкосновения с водой руках она сжимала сетку-авоську.

Бутылка кефира с зеленой пробкой из фольги, «Чайный» батон, завиток ливерной колбасы и два плавленых сырка «Дружба» – вот нехитрая снедь, на какую сегодня ей хватило оставшихся после последней попойки денег. А ужин себе и сыну готовить было надо. Маленький Сашка ни в чем не виноват. Это все она, она…

«Это все она, она… водка проклятая», – гнобила себя на все лады угрюмая путница вся дорогу до дома.

Уже как неделю она была в завязке. И не потому, что ей самой того хотелось – нет, она бы еще пила и пила! – только во время последнего бодуна, случилось у нее прозрение. То, что у обычных людей зовется совестью, помимо ее воли, шевельнулось в груди немолодой женщины-алкоголички. Сын, ее единственный свет в оконце, восьмилетний Сашенька, самостоятельно собравшись утром в школу, робко подошел к блюющей в грязный унитаз горькой желчью матери и жалобно спросил:

– Мама, а что мне съесть на завтрак? В холодильнике остался только лук и один соленый огурец.

Оторвав от заблеванного «блондина» слезящийся и замутненный после вчерашней попойки взгляд, она непонимающе уставилась на ребенка.

– Чего?.. – только и смогла она выдавить из себя. – Что, совсем ничего не осталось? Неужто пьянь вчерашняя все сожрала? Говорила же им, оставьте ребенку чего-нибудь на завтрак…

Но, так и не успев договорить, извергла в жерло унитаза очередную порцию рвотных масс.

Обтерев заскорузлой рукой рот, она обернулась. Сына позади уже не было.

– Сашка! – слабым голосом позвала она его.

В ответ тишина.

– Сашка! Етить твою мать… – выругалась она, скорее на себя, чем на несчастного первоклашку. – Иди, принеси мне воды. Сейчас, оклемаюсь немного и в магазин схожу, куплю чего-нибудь тебе пожевать.

Однако сообразив, что все деньги вчера отдала на пропой, она тут же поправилась:

– Или у соседки нашей, тети Зины, чего возьму… взаймы.

Их соседка тетя Зина на самом деле была лет на десять младше нее, но в пьяном угаре горемычная выпивоха часто присваивала окружающим людям – даже тем, кто был значительно младше ее, – возрастной титул: дядя или тетя. «Под градусом» она всегда ощущала себя молодой и юной, хотя на самом деле ей шел сорок второй год.