И мне приходится напоминать себе, что я делаю это только ради того, чтобы дождаться обещанной облавы. Я здесь не ради своего удовольствия. Луиза бы просто отрабатывала бабки, чтобы однажды купить себе настоящие Лабутены, только и всего.

Луиза уж точно не стала бы выгибаться, умоляя коснуться еще раз, когда Ворон вдруг отстранился. Ведь оргазм был так близко. Луиза бы его просто сымитировала бы.

Рука Медведя снова ложится мне на волосы, но на этот раз он давит иначе, его бедра дергаются, когда он пытается погрузиться еще немного глубже в мое горло.

И я снова отчаянно теку, когда пальцы Ворона возвращаются к моему клитору. Но ненадолго.

Давление его члена вдруг перемещается.

А после он вдруг сильно ударяет бедрами, надеясь сразу погрузиться в меня целиком.

— Нет! — вырывается у меня.

Я выдала себя с головой. Но смолчать было выше моих сил.

И тогда же его член упирается в преграду. А сам Ворон замирает.

***

— Нет! — вырывается у меня.

Тело прошивает острой болью, которая растекается огнем между моих бедер. Там, где во мне все еще находится Ворон.

Он снова делает легкое движение бедрами. Инстинктивно, хотя умом уже понимает, что со мной не так. И мне чертовски больно даже от этого легкого проникновения. Он вряд ли вошел полностью, но я снова взвизгиваю и пытаюсь отползти в сторону, хотя мне никак не удастся сделать это. Мои плечи зажаты бедрами Медведя, а пальцы Ворона крепко держат за ягодицы.

— Не надо, — шепчу я, вздрагивая всем телом.

Ворон замирает.

И я знаю, почему. У него не осталось никаких сомнений в том, что ему это не показалось.

Ворон выходит из меня и неожиданно грубо хватает за волосы, намотав их на кулак, как сделал раньше него Медведь. Я выгибаюсь, прижимаясь спиной к его горячему телу. Его твердый член прижимается к моему телу. И я снова инстинктивно хочу отползти или оказаться от него, как можно дальше.

Меня знобит и бьет крупной дрожью. От боли и страха по моим щекам снова текут слезы.

— Какого черта ты творишь? — удивленно произносит Медведь.

Я знаю, почему он так опешил.

Бешенство и Ворон — понятия несовместимые, но сейчас он именно такой. В его прозрачно-синих глазах пылает пламя, а красивые черты лица искажены яростью.

— Скажи сама! Скажи ему, что не так, Луиза! — цедит сквозь зубы Ворон. — Ну же, мать твою! Пусть Медведь тоже удивится.

Но я не могу выдавать из себя ни слова, только всхлипываю. Корни волос жжет от боли, но сильнее — болит низ живота.

Возбуждение окончательно схлынуло, оставив вместо себя стыд, отвращение и всепоглощающий страх.

Никто не приехал.

Никто не спас меня, хотя мне было обещано именно это. Я выполнила свой долг перед полицией, а меня бросили на втором этаже борделя. И я совершенно не знаю, что меня ждет дальше. Теперь, когда моя легенда рассыпается пеплом.

— Молчишь? — рычит Ворон.

Он встряхивает меня, как куклу. А после отталкивает от себя, и я падаю на ковер. Мне очень страшно и холодно.

Всегда сдержанный Ворон теперь совершенно непохож на себя. Слышу, как он отбрасывает в сторону ненужный презерватив и приводит в порядок одежду.

Тоже самое быстро проделает Медведь. Они снова одеты и собраны, в то время как я растоптана, обнажена, и мое лицо уродуют черные разводы потекшей косметики. Но, может быть, хотя бы секс откладывается?

Будут ли они завершать начатое или оставят меня в покое? Я не знаю. И меня одинаково сильно пугают оба варианта развития событий.

В нескольких сантиметров от моей руки на ковре все еще валяются мои трусики. Я рискую, но не могу иначе. Я все еще здесь и все еще считаюсь Луизой, а первая заповедь агентов под прикрытием — избваляться от улик. Может быть так я продержусь чуть дольше.