Самое чудесное место на земле для дискуссии, как лучше вскрыть могилу, – это мягко постукивающий по рельсам вагон поезда в дождь. Мне кажется, постоянное покачивание встряхивает мозги и направляет их в русло, невозможное во время сидения у камина.

Каждая струйка воды по стеклу дает новый толчок мысли, разветвляющейся на ручьи Амазонки с бесконечными потоками размышлений и предположений.

– Ты думаешь, могилу мадам Кастельнуово уже кто-то потревожил? – спросила я.

– Может быть, – ответил Доггер. – А может, и нет. Думаю, шансы скорее в пользу того, что нет.

Он заметил мой озадаченный вид.

– Намного проще отрезать и украсть палец до похорон, чем после. Только подумайте об организации процесса и о шансах быть пойманным.

Об этом я не подумала и должна признать, что чувствую себя несколько обманутой. Я предвкушала хорошенький классический случай гробокопательства. Читая ночами при свете фонарика леденящие кровь истории о Берке и Хейре[6], я приобрела неутолимый вкус к наводящим ужас походам на кладбище.

Ну ладно, подумала я. Нельзя иметь все на свете.

Мы сели в поезд, отправляющийся в 11:27 с Ватерлоо в Бруквуд, чтобы успеть на дневной похоронный поезд, отбывающий в 11:20. Присутствующие могли попрощаться с усопшей в Бруквуде, собраться на традиционные поминки (где угощали сэндвичами с ветчиной и глазурованными бисквитами) и успеть вернуться в Лондон к чаю.

Как это культурно! И как по-британски.

Рельсы, по которым мы сегодня ехали большую часть пути, – те же самые, по которым лондонская железная дорога «Некрополис» возила трупы в могилы.

Я вздрогнула от удовольствия.

Доггер бросил взгляд на часы.

– Мы точны, как смерть.

Он шутит? Его лицо ничего не выражало.

– Мы только что въехали на отрезок пути между Уолтоном и Уэйбриджем, а это значит, что мы на расстоянии ровно восемнадцати с четвертью миль от Ватерлоо. Мы будем в Бруквуде меньше чем через десять минут.

Чтобы поупражнять свои умственные способности, я запоминала станции и пересадочные узлы, которые мы проезжали после отъезда с Ватерлоо: Воксхолл, Квинс-Роуд, Клэпхем, Эрлсфилд, Уимблдон, Рейнс-парк, Молден, Беррилендс, Сербитон, Эшер, Хершем и, разумеется, Уолтон. Перед тем как мы сойдем с поезда и ступим на улицы города мертвых, нас ждут Уэйбридж, Уэст-Уэйбридж, Байфлит и Уокинг.

Какие чудеса мы там обнаружим? Или какие кошмары?

Словно читая мои мысли, Доггер перестал рассматривать часы и откинулся на сиденье.

– Удивительное дело, если задуматься. Даже сегодня, когда на всем остальном экономят, более шестидесяти поездов в день отправляется в Бруквуд. Только представьте себе, что было во времена королевы Виктории.

Это не представляло для меня труда. В моем воображении возникли черные лаковые катафалки, запряженные лошадьми. В их стеклянных панелях, как в зеркалах, предсказывающих будущее, отражаются лица присутствующих. Катафалки медленно подъезжают к зданию лондонской компании «Некрополис», на частном вокзале недалеко от Ватерлоо. Здесь среди наемных плакальщиков и гостей, в окружении черных плюмажей из страусиных перьев, вдыхая всепроникающий тошнотворный запах траурных цветов и дыма паровоза, посетители в унылом молчании ждут поезд, потом садятся в вагон соответствующего класса в зависимости от купленных билетов: первый, второй или третий.

Тем временем гроб с покойником на паровом лифте поднимают на платформу, где под стеклянной крышей, чтобы спокойствие гроба не нарушалось падающими тенями, и грузят в нужный вагон, а именно в первый, следующий за локомотивом с гостями. Похоронный вагон разделен на отделения первого, второго и третьего классов, напоминающие лошадиные стойла.