– Не убивайте его. Умоляю вас.

– Да и не собирался.

Этот семёновец – брат двоюродный Константина и тоже Ржевский – сын генерал-майора Ивана Ржевского, шагнул, заслоняя собой брата.

– Тихо. Тихо. И в мыслях не было. Может, хватит, ребята. Поиграли и будет. Ему к доктору срочно нужно. А то помрёт от потери крови. Давайте уж помиримся. Приношу вам свои извинения.

– И вы нас простите, ваше сиятельство. Дуэль закончена, – фальцетом прокричал тоже Пётр – Ржевский и махнул рукой, призывая врача.

Брехт нагнулся, поднял второй кортик.

– Можно я это себе заберу, на память?

– Премного обяжете. – Махнул рукой семёновец.

– Благодарю, господа, я поеду. Дела, знаете.

– До свидания, сударь.

Брехт надел епанчу и поспешил в свой дормез.

Уже тронулись, уже отхлебнул Пётр Христианович коньячку из пузатой бутылки, когда рассматривающая трофеи Шахерезада промолвила:

– Ух ты, самого адмирала Сенявина кортик. Вот тут написано.

Н-да. Интересные нынче девушки родятся. Знают, кто такой адмирал Наум Сенявин. Выходит, Ржевские его потомки. Измельчали. Не по руке им кортики великих адмиралов.

Воспоминаний много, а вспомнить нечего.

Иван Тургенев

До самой Твери дальше ехали без приключений. Скучно ехали. Пётр Христианович достал планшет, включил музыку, при запросе галочку поставил на народные песни и слушал, удивляясь, как это люди в здравом уме такое могли сочинить. Хрень визжащая заунывная с непонятными словами. Выключил планшет минут через двадцать.

– Всё, Хавронья, перестань стонать и визжать. Что за песни у тебя. Кто у тебя импресарио? Чтобы не слышал больше. Надо будет потом тебя нормальным, не стонотно-визжащим песням обучить.

Покопался в настройках планшета и поставил на прослушивание русские народные сказки. Какая, в задницу, Шахерезада. Там интересно, познавательно, а тут сплошная зависть и желание получить богатство на халяву, не прилагая никаких усилий. Вообще выключил планшет.

– Ефросинья, если даже просить буду впредь в дороге или спеть, или сказку рассказать, ты меня по матери посылай, чтобы сразу одумался. На всех языках, какие знаешь…

– И на греческом, ваше сиятельство? – серьёзно так.

– А ты и греческий знаешь?

– И греческий, и латынь.

– Н-да. Хорошо, и на греческом посылай, и на латинском.

Так и ехали до Твери молча. Ну как молча, иногда успевала Шахерезада выскочить и на просторах великой страны испортить воздух, а иногда и нет. Тогда молча не получалось.

А вот только проехали Тверь, как напали разбойники, перегородили дорогу лесиной и обстреляли дормез из фузей дедовских.

– Ваше сиятельство, – Пётр задремал и не почувствовал даже, что коробчонка с лягушонкой не едет никуда. Прохор тряс его за плечо. – Ваше сиятельство.

– Что, разбойники? – Стал вышаривать М1911 Брехт в кармане пиджака.

– Не знаю, ваше сиятельство. Ель упала, дорогу перегородила. Здоровущая, не отодвинуть.

Блин, так сон в руку.

– Может, это засада? – Пётр Христианович выглянул через плечо богатыря на дорогу.

– Может, и засада… Нет, не засада. Хотя, может, и засада…

– Ты толком говори. – Где пистолет-то?

– С корнем дерево выворочено. Была бы засада – подпилили бы. Надобно ждать других путников. Большая ель, топор нужон, пила лучше, и несколько человек, чтобы с дороги сволочь.

Путники появились прямо через несколько минут. Целый обоз. Да нет, обозище. Десятка два саней и несколько таких же большущих дормезов, на сани поставленных. Из одного из них вышел мужчина лет двадцати пяти – тридцати и, что-то сказав внутрь, пошёл к стоящему у огромной ели графу Витгенштейну.