Надо бы вмешаться, наверное. Но не представляю как… и зачем. То есть умом понимаю, что зверство надо останавливать по мере сил. Особенно если при этом я ничем не рискую — меня точно в крапиву не засунут, а замуж и так почти выдали.

Но эмоции по этому поводу слегка приглушенные и думать не мешают. Что само по себе удивительно.

Такое впечатление, что из аптеки меня сперли, а вот гормональную систему с адреналином и кортизолом притащить забыли. Хм… я ведь реально не особенно переживаю. Ну попала. Ну в крапиву… нет, я, конечно, хочу обратно к своим порошкам и бабушкам. Но не умираю по этому поводу.

И с местными вот… казалось бы, надо затаиться и, коль скоро получила память Ортики, так и следовать заведенному сценарию. А я мамашей пренебрегаю, Рябину шокирую. Но…

Но. Обратно даже ударом по голове не получается. Это значит что? Это значит — я тут надолго. И жить как Ортика я не хочу. Смысл тогда притворяться?

Повод есть — два раза чуть не угробили. Имею право озвереть и начать показывать характер. И магия. Магия у меня, между прочим, очень опасная, хотя и слабая по местным меркам. Но то, что ее не принимают всерьез, — это козырь, а не недостаток!

— А есть ли у него возможность выжить? — спросила я как бы в воздух. Больше задумчиво, чем жалобно.

Почему-то этот парень меня волновал. Не как мужчина, нет. Хотя там действительно было на что посмотреть. Это была скорее интуиция — его надо спасти.

— Есть. Может пасть на колени и просить у главы дома прощения. Да только он так не сделает, гордый, как баран моего прадеда, — хмыкнула Рябина.

— И все? Попросить прощения, и все?!

— Ну… или, например, его кто-то захочет себе выкупить. Или просто забрать в личные люди — это если из семьи. Сейчас он лишен даже вассального статуса и вообще не человек, поскольку приговорен к казни. Его жизнь принадлежит дель Нериумам. Могут прервать, могут забрать себе. — Так. А вот это уже интересненько…

— А он точно не станет прощения просить? Все-таки глупо умирать по такому дурацкому поводу.

— Не станет. Там ведь унижаться надо и целовать сапоги вашего отца. — Рябина скривилась. — После этого его статус даже среди слуг упадет ниже нижнего. А главное, ваш отец может помиловать, а может и отказать. Тогда унижение будет впустую.

Рябина немного подумала и вздохнула:

— Я его даже понимаю. Лучше мучительно сдохнуть, чем так опуститься. Повод и правда глупый. А вот его гордость… неуместная. Но объяснимая.

Да, валькирия явно знала, о чем говорит. В памяти Ортики тоже есть разное-всякое на тему родовой чести и прочих местных заморочек. Но и я сама, без всяких дворянских корней, прекрасно понимала, что иногда легче умереть, чем терпеть унижение.

— А он… совсем-совсем идиот или все же на что-то способен? — В моей голове уже созревало решение, но я все еще не была в нем уверена.

— Нет, он не в этом смысле идиот. С мозгами у Нарцисса все в порядке. Иначе он не работал бы архивариусом в таком юном возрасте. Одна странность: как видит новую книгу — все. Мозги набекрень, и не оторвется, пока не прочтет от корки до корки.

— А… ну это не страшно. — Я машинально почесала бровь. — Это бывает.

— И характер у него, повторюсь, ослы позавидуют, — Рябина поджала губы, — поэтому его в доме терпеть не могут. Даже молодым господам перечит.

— Его характер волнует меня в последнюю очередь. — Я пожала плечами. Из памяти Ортики уже вылезло приемлемое решение, и оно не предусматривало свободы воли для вредных читателей.

— То есть вы решили… — до Рябины вдруг дошло. — Тикка! Не смей!