– Поверни гребаную башку! – продолжал голос человека, который не мог говорить. – Повернись. – Один из охранников в шлемах влепил ему сильную пощечину, и тот приглушенно закричал в кляп: – Поставьте этого придурка! – Два охранника вздернули его под мышки. У него заболталась голова. – Посмотрим, – сказал голос. Охранники развернули его к задней стене.

Появились краски. Вся спина человека без одежды была сплошной татуировкой. По ее краям дымились красочные завитки, кельтские фракталы. В центре находилось большое стилизованное лицо с черными контурами. Резкое, мастерски исполненное. Мужское лицо неестественных цветов. Язвительное старое лицо с красными глазами – где-то между профессором и дьяволом. Билли таращился.

Татуировка шевельнулась. Глаза из-под тяжелых век встретились с глазами Билли. Он уставился на нее, а татуировка уставилась в ответ.

Билли закричал от шока и попытался отшатнуться. Госс удержал.

Охранники подпирали человека с панковской прической. Набитые глаза татуировки ходили из стороны в сторону, как в анимации, будто на спину проецировали мультфильм. Когда татуировка поджимала губы, следила за Билли, поднимала брови, ползали жирные черные очертания, сдвигались истемна-синие, сине-зеленые, медные участки кожи. Она открыла рот – и открылась дыра черных чернил, нарисованная глотка. Она заговорила все тем же глубоким лондонским голосом:

– Где кракен, Хэрроу? Чего ты добиваешься? Что от тебя хочет банда Бэрона?

Человек-радио шептал помехами.

– Что ты?..

– Дай я объясню нашу проблему, – сказала татуировка. Мужчина, на спине которого она была, бился в хватке охранников. – Моя проблема – тебя никто не знает, Билли Хэрроу. Ты взялся из ниоткуда. Никто про тебя не в курсе. И было бы мне все это до лампочки – но кракен, мужик. Этот кракен – не хухры-мухры, приятель. И он пропал. А это плохо. За такими вещами ангел во все глаза приглядывает. Хоть и хреново приглядывает, а? Короче: я не врубаюсь, что ты сделал или как. Не хочешь меня посвятить?

Билли пытался придумать что-нибудь, что сказать, что угодно, чтобы эти невозможные похитители его отпустили. Он бы сказал все. Но не мог понять ни единого слова из вопросов татуировки.

Тени сдвинулись.

– Ты ходишь под бэроновскими, – сказала татуировка. – Так себе вкус, но я могу спасти тебя от тебя же. Все, теперь мы с тобой работаем вместе, у нас друг от друга секретов быть не может. Так что вводи в курс. – Татуировка таращилась. – Что там за дела?

Люди раскладываются, люди – генераторы, чернила ездят на человеке.

– Ну вы гляньте на него, – сказала татуировка. – Чист, как Христос, да? Говоришь, дома у него пусто?

– Ни черта не почувствовал, – ответил Госс. Харкнул и сглотнул то, что попало в рот.

– Кто забрал кракена, Билли? – спросила татуировка. Билли попытался ответить. Настала долгая пауза.

– Слушай, – сказал Госс. – Он что-то знает.

– Нет, – медленно ответила татуировка. – Нет. Ошибаешься. Не знает. Видать, это дело для мастерской. – Человек затрясся и застонал, и охранник снова его ударил. Татуировка закачалась вместе с телом-носителем. – Ты знаешь, что нам нужно, – сказала она. – Веди его в мастерскую.

Человек, который был радио, прошептал плохо настроенный прогноз погоды.

Госс тащил Билли, из-за чего его ноги переступали с новой скоростью, как в фарсовой мультяшке. Следом шел малыш Сабби.

– Отвалите, – резко выдохнул Билли. Госс улыбнулся, как дедушка.

– Слушайте и повинуйтесь, – сказал Госс. – Мне больше нравится, когда ты очень-очень тихий, – добавил он. – За этой дверью, сразу за дорогой, мы вскроем капот, покопаемся да поглядим, что там стучит в старушке. – Он похлопал Билли по животу. – Мы же тут все за переработку отходов, все вносим свою лепту, во имя глобального потепления, полярных мишек и всего такого прочего. Будет для нее новая жизнь – в виде холодильника.