. В самом деле, еще только обозначая цели своего исследования, В.С. Мильбах уже знает, к каким выводам он должен прийти! «Изучение влияния политических репрессий на составляющие боевой способности войск, – пишет он, – позволит лучше понять причины высоких потерь РККА в военных конфликтах 1938–1940 гг.» (с. 3–4). Иными словами, историк заранее принимает, что репрессии оказали влияние на боеспособность РККА, что влияние это было отрицательным, и ставит своей задачей лишь проиллюстрировать это априори объявляемое верным утверждение. О том же говорит и пассаж на с. 171: «Необходимо провести всестороннюю оценку состояния боевой способности войск Дальневосточной армии (фронта) после проведения политической чистки 1937–1938 гг. путем детального анализа влияния политических репрессий на составляющие боевой способности войск ОКДВА (КДФ)». Не логичнее ли поступить наоборот – оценить влияние репрессий на боеспособность путем анализа состояния боеспособности ОКДВА (КДФ) после чистки? Может быть, этот анализ покажет, что никакого влияния репрессии тут вообще не оказали?..

Это, похоже, искреннее убеждение в том, что исследование, затрагивающее тему «Красная Армия и репрессии 1937–1938 гг.», может и должно быть закончено только выводом о «подкашивании» армии репрессиями, убеждение, заставляющее даже таких грамотных исследователей, как О.Ф. Сувениров и В.С. Мильбах, не замечать своего скатывания в откровенный непрофессионализм, является, видимо, результатом многолетней пропаганды тезиса о «подкашивании». Перед нами, видимо, один из тех случаев, когда от постоянного повторения некий тезис начинает восприниматься как непреложная истина, отрицать которую мало-мальски образованный человек просто не может. (Не исключено, конечно, и влияние на выводы исследователей их политических пристрастий или политической конъюнктуры.)

В убеждении, что историки – сторонники тезиса о «подкашивании» армии репрессиями сознательно прибегают к подтасовкам, нас укрепляет и еще одна отечественная работа последних лет, принадлежащая перу В.О. Дайнеса, представителя той же старой школы советских военных историков, что и В.А. Анфилов, и О.Ф. Сувениров. Чтобы убедить читателя в высоком уровне выучки РККА накануне массовых репрессий, этот автор прибегает к выборочному цитированию источника – приказа наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. об итогах 1935/36 учебного года (который он путает к тому же с изданным в тот же день приказом № 0106^>21). Выуживая только сообщения об успехах в боевой подготовке, он игнорирует указания на изъяны в боевой выучке (а их в приказе было немало!). А желая обосновать тезис об ухудшении выучки РККА из-за начала массовых репрессий, Дайнес приводит неутешительные признания отчета Ленинградского военного округа об итогах боевой подготовки за 1936/37 учебный год, не сравнивая их с сообщениями источников «предрепрессионного» периода…^>22

В последнее десятилетие начали появляться и работы, опровергающие или ставящие под сомнение тезис об ухудшении боевой выучки и боеспособности Красной Армии в результате массовых репрессий. Первопроходцем здесь стал Г.И. Герасимов, с цифрами в руках опровергший представления о понижении уровня военного образования комначсостава РККА после 1937–1938 гг. (и выявивший, в частности, что процент окончивших военные академии после чистки

даже вырос)!^>23 В ряде наших работ^>24 показано, что «предрепрессионный» уровень боевой выучки трех самых крупных советских военных округов (Киевского, Белорусского и ОКДВА) был ничуть не выше, чем после пика репрессий (в боях на Хасане и в советско-финляндской войне). К точно такому же выводу – что «истребленные кадры были так же компетентны, или, точнее сказать, малокомпетентны, как и те, кто остался на свободе», – пришли и исследовавшие уровень боевой выучки советского подводного флота до и после 1937–1938 гг. М.Э. Морозов и К.Л. Кулагин