Процитированные нами ссылки С.М. Буденного на другие округа (а не только на Белорусский.) подтверждают, что картина, нарисованная им и Ворошиловым, была характерна не только для МВО и БВО, но и для РККА в целом. В пользу такого вывода говорит и то, что эта картина явно наблюдалась тогда и в ОКДВА, и в КВО, и в ЛВО. Годовой отчет ОКДВА прямо признал, что «маскировка и самоокапывание на учениях, как правило, игнорируются», что даже в обороне они «применяются мало и слабо», что «привычных и грамотных навыков» самоокапывания «у бойцов мало», а боевые порядки пехоты отличаются «недостаточной организованностью и дисциплиной». Последнее должно означать, что они быстро расстраивались и превращались в толпу; в годовом отчете 20-го стрелкового корпуса ОКДВА об этом говорилось прямо: «Все еще остается скученность боевых порядков, особенно во время и после атаки»…^>195 В унисон с ноябрьскими выступлениями Ворошилова и Буденного звучит и единственный обнаруженный нами документ, проливающий свет на выучку тогдашней пехоты КВО, – приказ командира 45-й стрелковой дивизии полковника Ф.Н. Ремезова № 0122 от 25 августа 1937 г. об итогах проверки боевой подготовки ее частей 8—12 августа. Стрелковыми взводами, отмечалось в нем, «плохо используется местность», «плохая маскировка, темп и техника перебежек отработаны слабо», «техника переползания отработана неудовлетворительно»^>196. В ЛВО, как заявил на ноябрьском Военном совете его комвойсками П.Е. Дыбенко, «первоначальный период подготовки одиночного бойца и сколачивание мелких подразделений были поставлены весьма на низкий уровень». А значит, плохо умеющими действовать на поле боя к концу года должны были оказаться не только боец, отделение и взвод, но и рота, батальон и полк (это фактически подтвердил и сам Дыбенко, заявивший, что в боевой подготовке в 1937 г. его войска так и «не добились положительных результатов»)^>197.

Но ведь о всех тех изъянах в тактической выучке бойцов и подразделений пехоты, о которых говорили в ноябре 1937-го Ворошилов и Буденный, начальник Генерального штаба РККА А.И. Егоров докладывал еще 8 декабря 1935 г.! В пехоте, отмечал он в тот день на Военном совете, «не всегда удовлетворительно применение к местности боевых порядков», «маскировка и лопата во время наступления нередко применяется слабо». Это значит, что и в «дорепрессионном» 35-м бойцы «пренебрегали полевой фортификацией», «не умели окапываться», шли по полю боя во весь рост там, где следовало ползти, и не чередовали перебежек с залеганием… «Во время наступления, – продолжал Егоров, – иногда отмечается слабая дисциплина боевых порядков, большое сгущение таковых и недостаточное взаимодействие стрелковых подразделений с пулеметными»^>198. Это значит, что и в 35-м «боевые порядки отделения, взвода и роты» были «не отработаны», что бойцы-пехотинцы и тогда наступали «не группами, не единицами, а толпой», «табуном или кучей» – и «без увязки движения» стрелковых подразделений с «огнем пулеметных»… Правда, по Егорову, такое случалось «иногда» или максимум «нередко», но выше мы видели, что его выступлению было присуще стремление смягчать оценки. Что признанные им изъяны встречались не «иногда», а, как и осенью 37-го, практически всегда – это видно и при рассмотрении ситуации в конкретных военных округах (см. ниже).

«Слабая подготовка одиночного бойца пехоты» констатировалась и в директиве наркома обороны № 400115с от 17 мая 1936 г. А слабая подготовленность подразделений пехоты – и в приказе наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г., в котором отмечалось, что в пехоте «все еще имеет место скученность боевых порядков»