И конечно, прошлая жизнь не подготовила ее к встрече с монстром, который был отцом девочки. А в том, что рано или поздно он придет, Целестина не сомневалась. Она это знала. В событиях, как и вещах, Целестина Уайт улавливала внутреннюю структуру, сложную и загадочную, и для нее, художницы, симметрия структуры, ее завершенность требовали появления отца девочки. Пока она не могла ему противостоять, но не сомневалась, что за отпущенное ей время сумеет достойно подготовиться к встрече с этим чудовищем.

К полудню, после лабораторных исследований, призванных установить, не являлось ли причиной столь острого приступа рвоты наличие опухоли или патологических изменений в мозгу, Младший вернулся в больничную палату.

И едва улегся в постель, как внутренне сжался, увидев возникшего на пороге Томаса Ванадия.

Детектив вошел, неся поднос с ланчем. Поставил его на вращающийся столик, повернул к Младшему.

– Яблочный сок, лаймовое джелло и четыре крекера, – прокомментировал детектив. – Если угрызения совести не заставят тебя признаться в содеянном, то такая диета сломит твою волю. Заверяю тебя, Енох, в орегонской тюрьме кормят куда лучше.

– У вас что-то не в порядке с головой? – спросил Младший.

Словно не понимая, что вопрос требует ответа, или же пропустив его мимо ушей, Ванадий подошел к окну и полностью раздвинул жалюзи. Ярчайший свет, казалось, затопил палату.

– Солнечный выдался денек, – заметил Ванадий. – Аккурат о таком поется в одной старой песне, «Солнечный торт». Ты ее знаешь, Енох? Написал ее Джеймс Ван-Хузен, знаменитый поэт-песенник. Впрочем, это не самая его известная песня. Он также написал «Все путем» и «Считай, что я безответственный». «Полетай со мной» – тоже его. «Солнечный торт» – не шедевр, но песенка милая.

Как всегда, говорил детектив на одной ноте. И лицо его оставалось бесстрастным.

– Пожалуйста, закройте жалюзи, – попросил Младший. – Очень уж яркий свет.

Ванадий отвернулся от окна, шагнул к кровати.

– Я понимаю, что ты предпочитаешь темноту, но мне нужен свет, чтобы получше разглядеть твою реакцию на новости, которые я хочу тебе сообщить.

И Младший, хоть и понимал, сколь опасно подыгрывать Ванадию, не смог удержаться от вопроса:

– Какие новости?

– Ты не собираешься выпить сок?

– Какие новости?

– Лаборатория не нашла в твоей блевотине ипекака.

– Чего? – переспросил Младший, потому что притворялся спящим, когда прошлой ночью Ванадий и доктор Паркхерст говорили об ипикаке у его кровати.

– Ни ипекака, ни другого рвотного, ни какого-либо яда.

Наоми ни в чем не виновата. Младший порадовался тому, что его воспоминания об их короткой и прекрасной совместной жизни более не будут омрачены. Слова детектива доказывали безосновательность его подозрений. Наоми – не вероломная сучка, пытавшаяся подсыпать яд ему в еду.

– Я знаю, что ты каким-то способом вызвал рвоту, но, похоже, у меня нет никаких возможностей это доказать.

– Послушайте, детектив, ваши грязные намеки на то, что я причастен к гибели моей жены…

Ванадий поднял руку, останавливая его:

– Давай обойдемся без праведной ярости. Прежде всего, я ни на что не намекаю. Я прямо обвиняю тебя в убийстве. Ты жил с другой женщиной, Енох? В этом твой мотив?

– Это оскорбительно.

– Честно говоря, а я всегда говорю с тобой честно, другой женщины я не нашел. Я опросил множество людей, и все думают, что ты и Наоми были верны друг другу.

– Я ее любил.

– Да, ты говорил, и я уже склонен думать, что это правда. Твой яблочный сок греется.

Согласно Цезарю Зедду, нельзя стать сильным, первоначально не научившись всегда оставаться спокойным. Сила и власть базируются на абсолютном самоконтроле, который невозможен без внутреннего спокойствия. А последнего, учит Зедд, можно добиться сочетанием глубокого, медленного, ритмичного дыхания и мыслей не о прошлом, не о настоящем, но исключительно о будущем.