– Все же будь с ним полюбезней, Никки, – попросил Клайд. – Между прочим, мы задолжали ему пятнадцать тысяч! Он в некотором роде наш ангел-хранитель.

– Ангел? С такой-то физиономией? – едко заметил Николас. – Тогда пусть и он будет любезен со мной, если хочет вернуть свои денежки.

– О боже! – безнадежно воскликнул Вернон и пригубил бодрящую смесь.

– Хотите, я буду с ним любезна? – спросила Чарити и покраснела. – Я имею в виду, если это поможет постановке. – Она на секунду прикрыла глаза, затем мечтательно сказала: – Я выйду на сцену в индиго! С багряным по краям!

Николас заметил скуку на моем лице.

– Опять метод, – объяснил он. – Авторские ремарки их не волнуют. Они все видят в своем свете и в своем цвете! Согласитесь, Дэниел, это же безумие!

Чарити обиженно захлопала ресницами.

– Я всего лишь стремлюсь к лучшему!

– Не надо, – вяло произнес Клайд. – И так хорошо, лучше – не надо.

Заметив, что никто не собирается наполнить вновь мой бокал, я сам направился к бару.

– Должно быть, вас шокирует здешняя атмосфера. – Хозяин улыбнулся. – Вы впервые столкнулись с домашней жизнью артистов?

– Ничего страшного. – Я сделал глоток.

– Да что он может знать о жизни! – с пафосом воскликнула Чарити. – Он, человек якобы загадочных занятий!

– Гораздо больше, чем вы предполагаете, – непринужденно сказал я. – Ну ладно, в театре вы можете заставить людей верить вам. Но уберите декорации, свет рампы, и что останется? Да ничего!

– Вы действительно уверены в этом, Дэниел? – пророкотал Николас Блейр.

– Да, я уверен, что вам удается дурачить театральную публику лишь потому, что она желает быть обманутой.

– Чепуха! – прогремел Николас. – Неудивительно, что вы с Обри подружились.

– Вне сцены вы не одурачите никого! – разошелся я. – Полминуты – и любой поймет, что вы не тот, за кого себя выдаете. Никто не поверит, что вы маляр, – вы будете красить стену с такой выразительностью, будто играете Гамлета, и ничего не сможете с этим поделать, Никки-бой.

– Обри, выставь этого типа из моей квартиры! – рыкнул Николас.

Обри притворился, что не слышал.

– Прекрасный ответ, – подзадорил я, – означающий, что вам нечем крыть, Никки, и вы публично это признаете.

– Ничего подобного! – закричал он. Его ноздри раздувались не меньше, чем у меня, когда я смотрел на Чарити Адам. – Будь я проклят, если стану спорить с каким-то кретином, предпочитающим стриптиз Шекспиру!

– Это тоже не ответ, – вставил я. – Держу пари, что вне театра вы не одурачите никого!

– Не будьте идиотом!

– Пари вас не устраивает? Боитесь потерять деньги? Или в чем дело, Никки-бой?

Казалось, сейчас он взорвется, но Блейр сдержался.

– Предлагайте условия, Дэниел! – неожиданно проговорил он. – А уж там посмотрим, актер я или нет.

– Хорошо, делаю конкретное предложение. Вы считаете себя настолько сильным актером, что в реальной жизни сможете удержать специалистов в заблуждении в течение, скажем, пятнадцати минут?

– Конечно!

– Ставлю тысячу, что у вас не получится.

Наступило молчание, вскоре ставшее гнетущим. Его нарушил Вернон Клайд.

– Это заходит слишком далеко…

– Помолчите! – отрезал Николас. – Я принимаю пари.

– Отлично! – Я огляделся вокруг. – Как насчет того, чтобы ваша жена хранила ставки?

– Не возражаю, – нетерпеливо сказал он. – Теперь назовите условия: какая роль, что за специалисты, время и место.

Я сделал вид, что задумался.

– Облегчу задачу и вам и себе, – произнес я немного погодя. – Вам – роль полегче, а мне – специалистов потруднее.

– То есть?

– Вам – роль актера, представляющего, что он действительно Гамлет, а его жена – мать-королева, которая задумала его отравить.