Алиса поставила на пол скрипичный футляр с чемоданом и вытерла лицо грубым шерстяным рукавом зимнего пальто. – У меня начинается настоящая жизнь, та, которой я была лишена, точнее, которой сама себя лишила из-за собственной глупости и невероятной неосмотрительности. Что бы ни случилось со мной теперь, все это будет новым, неожиданным и прекрасным. Это больше не будет Челмсфордом. Моя остановившаяся было жизнь вновь начинается сначала».

Она вошла в коридор, ведущий к эскалаторам, и до нее донеслись звуки музыки. Скрипачка шла им навстречу.

Во времена учебы в Академии она встречала музыкантов, игравших в подземке в основном рок и изредка – джаз. Сейчас же до нее доносилось то, что люди зовут «классической музыкой». Пусть и банальщина, утратившая свою ценность из-за чрезмерной популярности: «Маленькая ночная серенада» Моцарта.

В конце коридора Алиса увидела музыкантов.

Двое парней. Один играл на флейте, второй – на гитаре. Конечно, гитара не особенно подходила для этой вещи, но женщина заметила, что гитарист только аккомпанирует флейте, перебирая струны. Перед ними лежал открытый гитарный чехол, и на глазах Алисы одна женщина кинула туда мелкую монетку.

Гитарист был смугл, длинноволос, с приятным лицом и чувственным ртом. На вид ему было около сорока. Его товарищ был намного моложе, наверное, ровесник Алисы – светловолосый, голубоглазый, симпатичный, с открытым лицом, которое сразу убеждало тебя, что перед тобой славный малый. Женщина остановилась послушать, потому что этот интересный блондин играл поистине очень неплохо.

Она прислонила чемодан и футляр со скрипкой к стене, а когда пьеса закончилась, зааплодировала. Это всегда кто-то должен сделать первым: рядом с ней тут же захлопал кто-то еще. Какой-то мужчина бросил монету в пять пенсов, а Алиса опустила в гитарный чехол десять. Блондин поблагодарил и начал играть Чайковского. Чуть погодя женщина поняла, что это – знаменитый скрипичный концерт, звучавший очень необычно в переложении для флейты и гитары. Настолько необычно, что ей потребовалось время, чтобы узнать мелодию. Тем не менее эти двое справлялись очень хорошо.

Инстинкт повелевал слушательнице не обращать внимания на то, как пытливо, с надеждой смотрел на нее блондин. Она уже собиралась взять чемодан со скрипкой и идти дальше – подняться по эскалатору, выйти из метро на Стретхэм-стрит и разыскать свой отель – но вдруг заколебалась. Несомненно, столь необычная для подземки музыка исполнялась специально для нее – наверняка блондин заметил скрипичный футляр и тоску в ее взгляде. Именно блондин, потому что ей сразу стало ясно, что гитарист в этом дуэте – на вторых ролях. И она решилась. Хотя решением это назвать было сложно, скорее – спонтанной реакцией.

Алиса присела, открыла футляр, достала скрипку и смычок и, помедлив секунду, шагнула к этим двоим. Флейтист чуть сбился и отошел, освобождая ей место в середине, между собой и гитаристом со впалыми щеками, который ободряюще улыбнулся.

И женщина заиграла.

Когда Алисе было шестнадцать, мать, рассердившись на нее за что-то, закричала:

– Ты думаешь, хорошенькая мордашка даст тебе какие-то преимущества? Так вот, это не так! Она будет только обременять твою жизнь.

Девушка уже тогда понимала, что под «хорошенькой мордашкой» мать подразумевает «красивое лицо», так же, как под «симпатией» обычно имелась в виду «любовь». Алиса знала, что красива, и радовалась этому, сознавая, что мать, которая прежде тоже прекрасно выглядела, ревнует, замечая, как увядает ее собственная красота.