Варвар с черным сердцем – если у него вообще было сердце. Ходили слухи, будто он убил собственную жену.
Белла не знала, что и думать. Столько было поставлено на кон! Как можно поверить, чтобы Роберт послал к ней этого… этого лесного разбойника!
Белла всматривалась в темноту, силясь рассмотреть то, чего не заметила сразу. Святые угодники, только полюбуйтесь на него! Он и выглядел как настоящий головорез. Она могла бы биться об заклад, что его подбородок не видел бритвы добрую неделю, а вдоль линии челюсти змеился шрам. Его пронзительный взгляд обладал такой силой, что мог бы резать камень. Из-под шлема торчали густые спутанные темные волосы, давно не стриженные и скорее всего не мытые, а лицо, насколько она могла видеть, было словно высечено из холодного сурового гранита. С некоторым удивлением она признала, что его взгляд исподлобья, квадратный подбородок, высокие скулы и крупный рот можно было бы счесть красивыми – нет, исключительно красивыми, – если бы не исходившее от всего его облика ощущение угрозы. Как жаль, что к такому лицу прилагалось черное сердце!
Их глаза встретились, и Белла поняла, что не только она здесь любопытный наблюдатель: он рассматривал ее с не меньшим интересом. Она физически ощущала, как, затаившись во мраке сумерек, он ощупывает ее своим взглядом.
Вдруг в его глазах зажегся огонек, отчего Белла вдруг смутилась, сама не зная почему. Ведь она привыкла к тому, что мужчины смотрят на нее горящими глазами.
Ей едва сравнялось тринадцать, когда это началось. Как раз в это время у нее налилась грудь и округлились бедра, а личико утратило детскую пухлость. С тех пор мужчины стали смотреть на нее по-новому, так, будто хотели от нее только одного.
Она научилась не обращать внимания на такие взгляды, но сейчас все было по-другому. Над ней словно нависла угроза – подобных ощущений она никогда не испытывала. Пульс участился, по коже разлился странный жар.
Она инстинктивно отшатнулась. Он заметил ее испуг, и взгляд его сделался жестче.
– Лахлан Макруайри, – повторил он, не скрывая раздражения. – Меня послал Брюс.
– Я знаю, кто вы, – буркнула Белла, не в силах скрыть отвращение.
Грубиян процедил сквозь плотно сжатые зубы:
– Понимаю, что вы не ожидали увидеть меня, но планы поменялись.
Белла едва не рассмеялась – это же бессмыслица какая-то! Сказать, что она не ожидала его увидеть – значит, не сказать ничего. О чем только думал Роберт, посылая к ней этого негодяя?
Она рисковала всем, чтобы отправиться в Скун и возложить на голову Роберта корону, – исполнить долг, которого не смог исполнить ее брат, фактически узник Эдуарда при английском дворе.
Когда примерно неделю назад ее мать, Джоан де Клер, впервые пришла к ней с этим предложением, Белла просто онемела: возложить корону на голову Роберта Брюса – мятежника, объявленного вне закона! Да это же вызов не только могущественнейшему в христианском мире королю Эдуарду Английскому, но также и ее супругу!
Джон Комин, граф Бьюкен, был отпрыском одного из могущественнейших семейств Шотландии, заклятых врагов и соперников Брюса. Соперничество это несколько недель назад принесло им смерть, когда Роберт заколол кузена ее мужа, лорда Баденоха, перед высоким алтарем монастыря Грейфрайерс в Дамфрисе.
Даже сейчас ее супруг пребывал в Англии, требуя у короля Эдуарда справедливого суда над убийцей двоюродного брата. Бьюкен презирал Брюса и скорее предпочел бы признать своим господином Эдуарда, нежели видеть на шотландском троне Роберта Брюса. Бьюкен не слышал доводов разума. Благо для родной Шотландии отступало перед силой его ненависти.