Помещение полицейской конторы пользовалось такой славой, что даже нищих поблизости не водилось – Архаров их не жаловал.

Кроме всего прочего, были архиепископские палаты с секретом – кроме подвала обычного имели и второй, под ним, и там-то расположился со своим кнутобойным хозяйством Шварц. Чем он занимался за дубовыми, обитыми железом, дверьми, Архаров знал – не всегда истязаниями, иной раз довольно было показать все эти кнуты да плети, чтобы у подследственного развязался язык. Но, не желая портить Шварцу кровавую репутацию, молчал. Как раз репутация и действовала порой лучше всякого кнута.

Архарова застали за делом – слушал донесения. Демка-мортус, он же Демьян Костемаров, заглядывая в бумажку, бодро докладывал: дураков на свете много, куда больше, чем злоумышленников, и меньше бы ямщики пили – больше проку было бы для дела, потому что утерянная вышеупомянутыми дураками-ямщиками Бобковым и Афанасьевым сума с письмами и документами нашлась на конюшне, заваленная сеном, никто оттуда ничего не взял, не украл.

Устин, успевший приехать с Пречистенки, стоял возле бюро, сверял какие-то бумаги, слушал вполуха и посмеивался.

– Обидно, – подытожил Архаров. – День твой на всякую околесицу потрачен. Ну, Бог с тобой, ступай. Устин, садись писать. А вы докладывайте.

– Как и ожидалось, девица прихватила немало добра, и в том числе занятных две вещицы, о них старуха более всего сокрушается, – передав сперва словесно всю обстановку в спальне, сказал Левушка. – Первая вещица приметная – табакерка парижской работы, с эмалью и бриллиантами. Вот так – картинка, расписная эмаль, яблоки с виноградом на подносе, а так, под ней, посередке – немалый солитер. Цена ему такова, что деревню с тремя сотнями душ купить можно – коли княжна не врет.

Он изобразил пальцем по ладони величину и форму табакерки, расположение бриллианта.

– Еще?

– Игольнички золотые, мушечницы, всякая девичья мелочь, что у нее в комнате хранилась. А вот табакерку как-то очень ловко у княжны утянула. И еще брошь – тоже приметную, более двух вершков в высоту. Букет – лилии из серебра, жемчуга и бриллиантов. Тоже с особинкой – там один ряд очень редких и дорогих жемчужин выложен. Голубоватые с некоторой прозеленью.

– Занятные вещицы хранятся у княжны, – молвил Архаров.

– А вот тебе загадка. Там же, где табакерка и брошь, часы лежали, тоже не дешевые, так их не тронула.

– Откуда вещицы, не спрашивал?

– Спрашивал – так врет же. Сказывает – от родителей достались. А я же знаю – новомодная парижская работа, во всех французских лавках теперь табакерки с расписными эмалями имеются, хотя без бриллиантов.

– Дальше.

– Федор, говори, – велел Левушка, явно держа в мыслях чем-то поразить Архарова. – Мне про женихов рассказывать не пожелала, уперлась – не хочет доброе имя воспитанницы порочить.

– Куда уж дальше… – буркнул Архаров.

– А Федору в людской рассказали!

Архаров повернулся к подчиненному и внимательно на него посмотрел.

– Сватались четверо. Бухвостов, Голятовский, Репьев и Фомин! – отрапортовал Федька. – Всем – отказ.

– Фомин, Николаша! – воскликнул Левушка. – Вот кто нам нужен! Ты что, не понял? Это же Измайловского полка поручик Фомин!

– Петр, что ли? – уточнил Архаров. – А то у них, помнится, еще другой был.

– Ну да, Фомин-второй. А другого я не помню! А этот – точно второй! Петр, измайловец – так, Федя? Так тебе сказали? Он в Измайловского полка бригаде был, когда на чуму нас посылали!

Архаров чуть не хлопнул себя по лбу – точно!

– Вот ему нужно написать. И с губернаторской почтой курьером письмо отправить! – выкрикивал Левушка, безмерно довольный, что напал хоть на какой-то след.