− Тогда почему… − руки Мориэллы сжались, а взгляд коснулся матери на полотне. Её красивое лицо теперь было размыто из−за слёз.

− Ты выжила, а она мертва, − сказала Марлен, и девушка почувствовала себя так, словно ей дали пощечину.

− Нет… − прошептала она, наклоняясь ближе и сжимая худые плечи тети своими руками. – Нет, прошу… Я... Я же люблю тебя, люблю её, пожалуйста, тётя...

Мориэллу избегали другие ведьмы, но мать любила её и привела в этот мир для великой цели, известной лишь богине. Так говорила Марлен. Она была одна, но мать всегда незримо сопровождала, давая силы, её любовь отогревала и дарила смысл жизни. Она не была своей в ковене, но если бы была жива мама…

Тётка бредила, только и всего.

− Она зачала тебя, чтобы убить.

Мориэлла отшатнулась от Марлен и почувствовала, как задыхается. Она закричала в потолок, падая на колени и хватаясь за голову руками. Магия колыхнулась в ней, ответив на боль. Внутренности сжала невидимая рука, и слёзы пролились из глаз. Мориэлла не помнила, когда плакала последний раз, и это простое действие принесло ей невыносимую боль. Казалось, глаза вот−вот расплавятся, а горло скрутит от нехватки воздуха.

Запах цветов забил нос, и ведьма стиснула зубы, прежде чем подняться на слабые ноги. Глаза Марлен были устремлены вверх, на портрет её сестры. Прямо перед тем, как белая паутина погребла под собой едва шевелящиеся сухие губы и коснулась век, закрывая их.

− Марлен! – крикнула Мориэлла, бросаясь к ней, но ведьма не подавала признаков жизни. Девушка уже не думала о её спасении, ей было важно другое. – Не уходи! Скажи, что ты солгала! Очнись, очнись же, Г’хдор тебя задери!

Мориэлла закричала, принявшись трясти за плечи истощенный бледный труп, покрытый белесыми струпьями. Но ответом ей были лишь выходящие изо рта ведьмы облачка магического пара, последние крупицы силы покидали её тело и растворялись в воздухе.

− Не смей умирать, злобная дрянь! Почему ты не сказала мне раньше, почему?! – Мориэлла взвыла, захлебываясь слезами. И оттолкнула от себя ведьму, как только почувствовала жжение на своих пальцах. Неконтролируемая магия вырвалась из них и выжгла дыры на ночной сорочке Марлен, носа коснулся запах горелой плоти.

− Столько лет, − прошептала она, кусая губы.

Столько лет она утешала себя тем, что не одинока. Мориэлла разговаривала с портретом матери и возносила молитвы богине за её душу. Марлен много рассказывала о ней. Заставила её полюбить свою мать.

Нет, это была ложь, бред умирающего.

Что−то задрожало в углу комнаты, когда сила Мориэллы выплеснулась из её сердца вместе с отчаянием и болью, осветило стены алым свечением, а через секунду посох тетки Марлен влетел в раскрытую ладонь девушки, несомый тенями. Прочная трость из старой лещины, увенчанная сферой – черный месяц внутри алой полной луны, мерцающей во мраке. Тело подхватило дрожь посоха, затряслось от переполняющей его мощи, что усилилась от реликвии взрослой ведьмы. А потом ушей достиг шепот.

Шипящий, исходящий от тела тетки, покрытого белой убийственной пленкой, и свистящий, доносящийся от окон, терзаемых ветром.

«Сладкая чёрная магия…»

«Сладкая, отнятая…»

«Молодая, моя…»

Мориэлла сорвалась с места, когда белые струпья подхватил ветер и закружил вихрем над Марлен, а голос послышался совсем близко.

− Прочь! – взвизгнула она, замахиваясь на бестелесную другую магию и пытаясь избавиться от неё. Она ощущалась липкими мурашками на коже, маслянистым воздухом забивала легкие и наступала со всех сторон, выступая из тени. И ей было мало тетки, она тянула свои невидимые руки к Мориэлле, оставляя на её одежде белые следы.