Пушистые ягнята щиплют травку. Овцы-мамаши не спускают с нас глаз, будто мы прямо сейчас слопаем их малышей с брюссельской капустой и картофельным пюре.

Мы вспугиваем стаю длинноногих ложкоклювых птиц, и они перелетают над самой водой на другой берег. Кончики крыльев задевают воду, по ней расходятся круги.

Здесь Темза сворачивает к морю. Эссекс блестит золотом. Грязное пятно вдали – остров Канвей, а там, дальше, Саутенд-он-Си.

Пролив Ла-Манш синий, как чернила шариковой ручки; небо голубое, как бильярдный мелок. Мы тряско переезжаем пешеходный мостик над каким-то ржавым ручьем, а вокруг то ли болота, то ли пологие дюны. В противоположной от моря стороне указатель: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА ОСТРОВ ГРЕЙН».

Только это не настоящий остров. Хотя, может, когда-то был настоящим.

А обалделая птица-певица, похоже, нас преследует. Ну, наверное.

Оллхэллоус-он-Си – это, по сути дела, большой кемпинг на берегу близ неприметной деревушки. Повсюду рядами стоят мобильные дома и длинные автоприцепы на подпорках – в американских фильмах такие называются трейлерами. Полуголые и совершенно голые малыши носятся по пляжу, стреляют друг в друга из водяных пистолетов, играют в свингбол, орут как оглашенные. Поддатые мамаши закатывают глаза, глядя, как мужья, докрасна обгоревшие на солнце, обугливают колбаски на жаровнях. Я глотаю дым.

– Не знаю, как ты, – говорит Брубек, – а я просто умираю от голода.

– Да, неплохо бы перекусить, – откликаюсь я с излишней готовностью.

Брубек останавливает велосипед у площадки для мини-гольфа под вывеской «Прикольный гольф у Клевого Рольфа» и заказывает в ларьке треску с жареной картошкой за два фунта. Я прошу порцию картошки, которая стоит всего пятьдесят центов. Брубек тут же говорит типу за прилавком: «Две трески с чипсами, пожалуйста» – и сует ему пятерку, а тип косится на меня, а потом глядит на Брубека, мол, молодец, сынок, и меня это страшно злит, потому что мы с Брубеком ни в каких таких отношениях не состоим и вступать в них не собираемся и ему моим бойфрендом не бывать, хоть закорми меня треской по самые гланды. Брубек заказывает две банки кока-колы и тут замечает выражение моего лица.

– Это ж просто рыба с картошкой. И абсолютно ничего из этого не следует.

– Вот именно, черт возьми, абсолютно ничего не следует! – фыркаю я, но получается как-то ехидно. – Спасибо.

Проходим мимо последнего трейлера и еще чуть дальше, к низенькому бетонному строению на краю дюн. Из узкой прорези окна попахивает мочой, но Брубек решительно взбирается на плоскую крышу.

– Это дот, – поясняет он. – В войну здесь стояли пулеметы на случай вторжения немцев. Таких дотов тут в округе сотни, если присмотреться. Если подумать, то классно получается: мирное время – это когда пулеметные гнезда используют как столы для пикников.

Я смотрю на него и думаю, что в школе он бы вряд ли так умничал. Потом влезаю на крышу, любуюсь видом. На противоположном берегу широченного – больше мили шириной – устья Темзы виднеется Саутенд, а в другой стороне – доки Ширнесса на острове Шеппи. Мы открываем банки с кока-колой, я осторожно отрываю кольцо, чтобы потом сунуть в пустую банку. Таким кольцом собака может сильно порезать лапу. Брубек подставляет свою банку, мы с ним чокаемся, как вином (только в глаза я ему не гляжу, чтобы у него не возникали ненужные мысли), и пьем. Первый глоток обдает взрывом ледяных шипучих пузырьков. Картошка теплая, сбрызнутая уксусом, а горячий кляр обжигает пальцы, когда мы его сдираем, чтобы добраться до сочной слоистой мякоти трески.