– Что-то у вас есть на уме, – сказал я.

Губернатор сделал неторопливый глоток и прокашлялся.

– Не заметил ли ты чего-нибудь общего у всех, кого зарезал?

– Они боятся, – ответил я, вспомнив тех троих на постоялом дворе. – Кто бы ни был у них главарём, его они боятся больше, чем меня и моих ребят. Один что-то там проговорился о семье, которую держат в заложниках. А кроме того, я провёл в Эллинбурге всю свою жизнь, за вычетом войны, а никого из них в лицо не припоминаю.

– Кто-то приставил нож к горлу их детей, – сказал Хауэр.

– Кто же?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Видел ли ты среди них чужеземцев?

– Был один. Высокий, белобрысый такой, волосы длинные. Не из наших краёв.

– Из Скании, – определил Хауэр.

– Вам лучше знать, – сказал я.

За школьной скамьёй просидел я всего несколько лет, выучился писать и производить самые простые расчёты, только и всего. Всякие там истории с географиями были для меня тайной за семью печатями. Я знал, что Скания – это где-то там, к северу, за морем, но не больше того.

– Уж я-то знаю, – заверил он. – Большая часть твоих противников – так, жалкий сброд вроде тебя, мелкая сошка, которой дали почувствовать свою значимость через насилие и краденое серебро. По преимуществу из сёл и местечек, да пара-тройка шишек покрупнее из Даннсбурга, чтобы держать остальных в узде. Они проявили осторожность и не стали нанимать никого из Эллинбурга, у кого бы нашлись другие связи. Верховодит у них, по слухам, некто по прозванию Мясник, а откуда он сам, про то одни догадки. Никто даже толком не знает, кто он, на хрен, вообще такой.

Я проглотил обидные слова и задумался.

– А что же другие банды?

До войны Благочестивые имели в Эллинбурге значительное влияние, но, понятное дело, мы были не единственным уличным кланом, который делал деньги и отстёгивал гвардии. «Кишкорезам», «Аларийским королям» и всем прочим точно так же, как и нам, пришлось отправить многих на войну.

– Примерно то же самое, – сказал Хауэр. – Наши северные друзья не теряли времени даром, пока мужчины из Эллинбурга пропадали на войне.

Губернатор, надо заметить, на войне не был, хотя возраст у него был ещё призывной. На вид, может, так и не скажешь, но он был лишь на пару лет старше, чем я. Ещё не стар, чтобы воевать. Никто младше сорока не был слишком стар, чтобы воевать, когда за ним приходили вербовщики.

– Так кто же они, эти таинственные северные друзья? – спросил я. Хауэр прервался, наполнил кубок, и всё это время капитан Роган стоял прямо у меня за спиной, а его могучие руки были в непосредственной близости от моей шеи. В этом и заключалась главная мысль нашей беседы. Дело было не в насилии, которое я совершил, и даже не во взятках, которые я задолжал. Что бы ни хотел мне сообщить губернатор, сводилось всё к этому.

– Я и говорю, чужеземцы, – ответил Хауэр. – Из Скании, как тот, что тебе попался, и, похоже, он здесь такой не один. Они не то, что ты, Томас; никогда не совершай такой ошибки и с собой их не равняй. Нет, это птицы больше моего полёта. У себя в стране это как Слуги королевы. А теперь и здесь.

Я задумался. Слугами королевы называлась полусекретная часть монаршего двора. Губернатор к ним никоим образом не относился, так что он себе льстил, если считал по-другому. Это было дворянство совершенно особенного рода, оружием им служили не мечи и копья, а дипломатия, золото и ножи в спину в темноте. Слуги королевы были невидимы и неуловимы, по бумагам их и не существовало вовсе. Честные дельцы вроде меня пугали ими детей. Куда там вурдалакам с длинными скрюченными пальцами, какие только в сказках бывают – в тех страшных сказках, которые так обожают дети, зная, что всё это выдумки. Слушайся папу, а не то придут Слуги королевы и унесут тебя в мешке. Вот чего стоило бояться.