– Вперед, – скомандовал я и перешагнул лужу крови из трупа на мостовой. Вошёл, натянув сутану на кольчугу, Анна двинулась за мной.

Внутри на коленях стояли трое, а вокруг них куда ни кинь взгляд – кровь и битое стекло. Я увидел и два мёртвых тела, но моих ребят среди них не было. За спинами троих пленников с безумной ухмылкой на лице возвышался Йохан, с его топора стекала кровь.

– Готово дело, – доложил он.

Я кивнул и оглядел коленопреклонённую троицу. Никого из них я не признал, но один происходил определённо не из Эллинбурга. Для жителя этих мест был он слишком высок и бледен, а длинные неухоженные волосы были собраны в грязно-белую косичку. Мужчины в Эллинбурге не носили длинных волос.

– Меня зовут Томас Благ, – обратился я к пленникам. – Это – Анна Кровавая. И это, друзья мои, мать вашу за ногу, мой постоялый двор.

Высокий и бледный плюнул в мою сторону, я в ответ пнул его в морду. Тут же широкое лезвие топора Йохана было у него под горлом, отчего ему пришлось поднять подбородок.

– Скольких вы из них убили? – спросил я у брата.

– Всего четверых.

– Так. Значит, семеро, – обратился я к бледному. – Семь человек охраняют постоялый двор. Многовато.

– Вчера кто-то прикончил нашего счетовода, – из-за разбитых губ понять его было непросто.

– Было такое, – подтвердил я. – Что ж, вы, видать, не местные, так что я сделаю вам милость и кое-что объясню. Мы – Благочестивые, и мы здесь главные. Этот постоялый двор принадлежит мне, и я выставляю вас вон. Но сначала вы расскажете, на кого работаете.

Белобрысый замотал головой. Один из его приятелей словно готов был что-то сказать, но затем передумал.

– Ну? – требовательно спросил Йохан. Обагрённым лезвием он посильнее надавил на горло коленопреклонённого, но ответа не последовало. Йохан зарычал и дёрнул бледного за длинную косу, отчего топор полоснул по шее и оставил кровавый подтёк.

– Нам нельзя, – взмолился другой. – У нас семьи, смилуйтесь… если проболтаемся, он ведь вырежет наших близких!

– Заткнись, – выдавил белобрысый. – Не говори им ничего!

– Пусти его, – сказал я, и Йохан с сожалением отвёл топор от шеи белобрысого.

– Что ж, если так дело обстоит, то вас можно понять. Вы славные ребята, но знайте – вы перешли мне дорогу. Убивать я вас не буду, по крайней мере, не сегодня, но если ещё раз мне попадётесь, вам крышка. Ясно?

Длинноволосый угрюмо кивнул.

– Выкинь их на мороз, – приказал я Йохану, – а потом приступить к обороне.

– Как скажешь, Томас.

Когда троицу пинком выпроводили на улицу, Анна отвела меня в сторонку.

– Ты это зачем сделал? – прошептала она.

– Оставил их в живых? – спросил я. – Так же, как и того парнишку в «Кожевнике» – чтобы разошлась молва.

– Я не о том. Ты вламываешься как сама смерть во плоти, «просто входишь», как ты выразился, называешь себя и меня. Йохана ты ни разу не упомнил, Томас. Ни разу не назвал своего родного брата.

– Так ты же моя правая рука, а не он. Если это само мало-помалу до него дойдёт, так, верно, будет мягче, чем высказывать прямо в лицо.

– А когда дойдёт-то?

Я пожал плечами. Как по мне, там уже будь что будет.

В этот самый миг из задней комнаты, шатаясь, вышел Йохан: в одной руке бутылка с брагой, а другой мой братец облапил полуголую девицу с жёлтым шнурком на левом плече.

– Тут шлюх подвезли, Томас, – ухмыльнулся он. – Их-то мочить не будем, я надеюсь?

– Не будем, но и пользовать тоже не будем. Соберите их в передней.

Анна обожгла меня взглядом, но я оставил её без внимания. Дело есть дело. Через пару минут я вошёл, чтобы к ним обратиться. Всего здесь было семь девок, по большей части не старше восемнадцати или девятнадцати. Одеты они были кто во что, от полупрозрачных сорочек до благообразных платьев – видимо, это зависело от того, какого рода услуги оказывала та или иная девка, когда мы вломились, но у каждой на левом плече был повязан жёлтый шнурок, указывающий на род занятий. Некоторые, завидев мою сутану, неуклюже присели в книксене. Рыжая девица, по виду на год-два старше прочих, подняла их на смех.