– Погоди, за трейлер отец платит. Какие еще три месяца?!

– Твоя мать сказала, что он больше не присылает чеки. Мистер Ренальдо хотел домик попросторней, вот я и предложу ему…

– Ну и сволочь ты, Гэри Шелби.

Он пожимает плечами:

– Бизнес есть бизнес. Я уже дважды высылал ей предупреждения. Тебе наверняка есть куда пойти. Одна ты все равно жить не можешь, тебе шестнадцать.

– Девятнадцать. На прошлой неделе исполнилось.

– До двадцати одного все равно не дотягивает, а по условиям договора аренды должно быть именно столько. Не говоря о том, что надо исправно платить.

Конечно, он не может просто так меня выселить – наверняка необходимо какое-то решение суда, да что толку с ним бодаться, если жить я здесь все равно не собираюсь?

– Сколько дашь времени?

– Неделю.

Неделю?! Податься мне некуда, а за душой – двадцать семь долларов.

– Можно два месяца? В августе я уезжаю учиться.

– Если бы не трехмесячная задолженность, я, может, еще пошел бы тебе навстречу. Но три плюс два выходит пять – почти полгода бесплатного проживания. Столько денег тратить на благотворительность я не могу, уж извини.

– Вот сволочь!.. – бормочу я себе под нос.

– Да, это я уже слышал.

Пытаюсь сообразить, кто из друзей мог бы приютить меня на два месяца. Натали уехала в колледж прямо в день выпускного – решила сперва походить там на курсы летней подготовки. Остальные либо бросили школу еще раньше и уверенно шли по стопам Жанин, либо обзавелись семьями – словом, им не до меня.

Есть Бекка, но у нее такой мерзкий отчим, что я и на милю к нему не подойду – лучше уж жить с Гэри, честное слово.

Осталась последняя надежда.

– Мне надо позвонить.

– Поздновато, – говорит Гэри. – Завтра позвонишь.

Отпихнув его в сторону, выхожу на улицу.

– Тогда нечего было выселять меня сегодня!

Иду под дождем прямиком к его дому – стационарный телефон в нашем парке есть только у Гэри. Поскольку большинство местных не могут позволить себе мобильную связь, все ходят звонить к нему. Кроме тех, конечно, кто задолжал.

Прошел почти год с тех пор, как я последний раз звонила отцу, однако его телефон я еще помню. У него уже восемь лет этот номер. Примерно раз в месяц он звонит мне на работу, однако я стараюсь избегать разговоров – о чем говорить с человеком, которого едва знаешь? Лучше уж вовсе не общаться, чем кормить его враньем в духе: «У мамы все хорошо. В школе все хорошо. На работе все хорошо. И вообще все хорошо».

Проглотив гордость – плотный и вязкий ком, – я набираю номер отца. К счастью, он не отключил телефон на ночь и снимает трубку со второго гудка.

– Брайан Грим.

Голос хриплый. Разбудила, значит.

Откашливаюсь.

– Кхм, привет, пап.

– Бейя? – Он тут же просыпается: мой звонок среди ночи не на шутку его встревожил. – В чем дело? Что-то случилось?

С языка так и рвется: «Жанин умерла», но слова застревают в горле. Он почти не знал мою мать, а в Кентукки последний раз приезжал давным-давно, когда она еще неплохо выглядела, – по крайней мере, не напоминала ходячий скелет.

– Да нет, все нормально.

Как-то странно сообщать такую новость по телефону. Уж лучше при встрече.

– Почему ты звонишь так поздно? Что случилось?

– Я сегодня в ночную. Днем к телефону не подойти.

– Потому я и выслал тебе мобильник.

Он выслал мне мобильник? Даже спрашивать не буду. Мать наверняка его загнала – и, возможно, купила на эти деньги ту самую дозу, что сейчас гниет в ее венах.

– Слушай, – говорю, – мы давно не виделись, я хотела тебя проведать, пока не началась учеба.

– Да, конечно, давай, – без промедления отвечает отец. – Назови дату. Билеты я куплю.