– Тогда скачем быстрее, – предложил Джучи.
Он подхлестнул скакуна и вырвался вперед, уводя за собой оба тумена. Враги сильно отстали, и, когда первые хорезмийцы достигли розоватого камня у дороги после того, как его прошел последний монгольский всадник, полководцы насчитали шестьсот ударов. Молодые люди переглянулись и молча кивнули друг другу. Они проскакали больше любого разведчика. Воины устали и ослабли, но время пришло. Джучи и Джебе передали приказ по рядам, чтобы все были готовы. Люди находились на пределе своих возможностей, но, несмотря ни на что, Джучи и Джебе видели в их воспаленных глазах нечто такое, чем можно было гордиться.
Джучи передал приказы китайскому мингану, один из командиров китайских тысяч, замыкавших ряды монгольских туменов, вырвался вперед, чтобы поговорить с Джучи.
Пыль покрывала китайца таким толстым слоем, что в уголках глаз и на губах она напоминала потрескавшуюся штукатурку. И все же Джучи заметил, что он рассержен.
– Командир, наверно, я неправильно понял твой приказ, – начал он сиплым голосом. – Если мы развернемся лицом к врагу, мои люди окажутся в первых рядах. Ты же не хочешь, чтобы мы отошли назад?
Джучи взглянул на Джебе, но тот повернулся к горизонту и не сводил с него глаз.
– Твои люди устали, Сен Ту, – ответил Джучи.
Китаец не мог этого отрицать, но все-таки покачал головой:
– Мы продержались до сих пор. Моим людям будет обидно, если их переведут с передовой линии в тыл.
Командир-китаец пылал от гордости за своих, и Джучи решил, что будет лучше отменить данный приказ. Многие китайцы погибнут в этом сражении, но ведь и они были его воинами, и Джучи понял, что его попытки уберечь их лишены смысла.
– Хорошо. Встанете во фронт, как только я дам команду остановиться. Я пришлю вам копьеносцев. Докажите, что вы достойны оказанного доверия.
Китаец поклонился в седле и поскакал назад. Джучи больше не взглянул на Джебе, хотя тот одобрительно кивал.
Наконец настало время довести приказ до всех монголов. Усталые, они воспрянул духом, точно получили по глотку арака, и, собравшись с последними силами, приготовили луки, копья и мечи к бою. Прежде чем войско остановилось, Джучи отправил копьеносцев укрепить арьергард и дождался, пока те не заняли позицию.
– Мы проделали долгий путь, Джучи, – произнес Джебе.
Ханский сын кивнул. После ночной гонки ему казалось, что он знаком с Джебе всю свою жизнь.
– Ты готов, старик? – спросил Джучи и попытался изобразить улыбку, несмотря на усталость.
– Я сейчас и впрямь как дряхлый старик, но я готов, – ответил Джебе.
Оба подняли левые руки и сжали их в кулаки. Монгольские тумены тяжело встали, и запыхавшиеся кони развернулись мордой к двигавшемуся прямо на них врагу.
Джебе обнажил клинок и нацелил его на приближающихся в клубах пыли всадников.
– У этих людей больше не осталось сил! – проревел он. – Покажите им, что вы сильнее.
Его конь захрапел, будто тоже чувствовал гнев, и словно на крыльях бросился на врага.
Калифа скакал в полудреме, точно плыл по течению, позабыв об опасностях. Временами он мысленно переносился в маленький виноградник близ Бухары, где впервые увидел свою будущую жену, которая следила за поспевающим урожаем. И сейчас он, несомненно, снова был там, а вся эта погоня – только мучительный ночной кошмар.
Лишь хриплые крики его людей вывели Калифу из дремы, и только тогда он нехотя поднял голову и, щуря глаза, посмотрел вперед. Теперь он видел, что монголы остановились, и на мгновение его иссушенный зноем дух восторжествовал. Калифа заметил ряды поднятых копий, и внезапно разделявшее его с монголами расстояние начало стремительно сокращаться. Он едва не лишился способности говорить, пытался кричать, но из горла вырывался лишь слабый хрип. И когда только вода успела закончиться? Калифа уже не помнил. Он видел приближающихся всадников, и вот уже китайские лица скалили ему зубы. Даже теперь Калифа едва поднял щит.