Падение Джучи даже Чагатая привело в чувство. Он словно остолбенел, но глумливая усмешка осталась у него на лице. Чингис слезал с лошади медленно. Его кулаки крепко сжимались до тех пор, пока он не выпустил поводья из рук.

Когда хан повернулся лицом к сыновьям, Чагатай понял, что отец в бешенстве, и попятился назад. Чингису этого показалось мало. Положив пятерню на грудь сыну, он толкнул его, и тот шлепнулся на землю рядом с Джучи.

– Еще не вышли из детства? – прорычал Чингис и покачал головой.

Два малолетних дурня осмелились устроить драку на глазах у людей. Взять бы палку побольше да вдолбить им ума. И хан с удовольствием сделал бы это, но, собрав волю в кулак, он сдержался. Отлупи он сейчас мальчишек, и они навсегда утратят уважение своих воинов. Злая молва будет преследовать их до конца жизни.

Ни Джучи, ни Чагатай ничего не ответили. Осознав наконец всю опасность своего положения, они предпочли молчать.

– Как вы можете командовать?..

Хан не произнес унизительных слов вслух: губы шевелились безмолвно. Хачиун примчался на шум, и его появление немного разрядило обстановку.

– Как ты поступил бы с малолетними дураками вроде этих? – спросил Чингис Хачиуна. – Вокруг нас еще полно врагов, смертельная опасность угрожает нашим женам и детям, а эти двое дерутся и ведут себя как мальчишки.

Глаза Чингиса вопрошающе смотрели на Хачиуна в поисках подходящего наказания для сыновей. Если бы зачинщиком ссоры был Джучи, хан предал бы его смерти. Но именно Чагатай стал виновником драки. Он первым набросился на брата и повалил его на землю. Чингис все видел своими глазами.

Лицо Хачиуна оставалось суровым. Он хорошо понимал затруднение брата.

– До Отрара почти двадцать миль, повелитель. Я бы отправил их туда пешком. – Хачиун посмотрел на солнце, чтобы прикинуть время. – Если не прибегут до темноты, то, возможно, они еще недостаточно сильны, чтобы командовать людьми.

Чингис медленно выдохнул. Решение найдено, но чувство облегчения нельзя было показывать на людях. Солнце палило нещадно, и подобная пробежка могла стоить человеку жизни. Но Джучи и Чагатай были молоды и сильны, а такое наказание послужит обоим хорошим уроком.

– Буду ждать вас у Отрара, – сказал он лишившимся дара речи сыновьям.

За предложение Чагатай поблагодарил Хачиуна злобным взглядом, но едва успел раскрыть рот, чтобы возразить, как сильная рука Чингиса схватила его за грудки и одним рывком поставила на ноги. Не разжимая кулака у самого подбородка сына, Чингис заговорил вновь:

– Снимай доспехи и вперед. Если снова увижу, что вы деретесь, сделаю наследником Угэдэя. Ты меня понял?

Оба брата кивнули, и Чингис перевел взгляд на Джучи. Тот сообразил, что слова отца также относятся и к нему, и смотрел возмущенно. Чингис снова вспылил, но именно в этот момент Хачиун объявил сбор войск, приказав готовиться к походу на Отрар, и Чингис отпустил Чагатая.

Чтобы доставить удовольствие тем, кто все слышал и мог пересказывать тысячу раз слова хана, Хачиун заставил себя улыбнуться, когда Джучи с Чагатаем начали бег по ужасной жаре.

– Помнится, в детстве ты как-то выиграл забег.

Чингис раздраженно покачал головой:

– Какое это имеет значение? Это было давно. Пусть Хасар приведет семьи к Отрару. У меня остался там неоплаченный долг.

Шах Ала ад-Дин потянул за поводья, заметив тонкие струйки дыма от очагов монгольского лагеря. С предрассветных сумерек шах медленно скакал на восток, преодолев уже многие мили пути. Когда солнце взошло и иссушило утренний туман, вдали показались грязные юрты кочевников. В первый миг шах испытал жгучее, всепоглощающее желание пройтись по лагерю саблей, рассекая головы женщин и детей. Знай он раньше, что хан оставит их без защиты, то отправил бы сюда двадцать тысяч солдат, чтобы уничтожить в этом лагере всех до последнего человека. Но шах лишь досадливо сжал кулаки, когда стало светлее. На границах лагеря несли дозор монгольские воины. Они сидели в седле, лошади мирно фыркали над пыльной землей в поисках травы. И в кои-то веки часовые проклятых монголов не подали ни одного сигнала тревоги.