Сведения не афишировалось, но с Лазовски связался сам генерал Орлов. Рассказал обо всем, что произошло, ничего не утаивая. Утечки не боялся, есть отношения, при которых и понятия-то такого не существовало.

На слова поддержки махнул рукой – разберется, но тут же, словно только что не шла речь о нем самом, попросил связаться со Штормом. Полковник в сочувствии тоже не нуждался, если только в некотором отрезвлении. Были у старшего Орлова подозрения, что его бывший подопечный подошел к грани, за которой чувство мнимой вины способно взять верх над разумом.

Чем это может обернуться в исполнении полковника, генерал думать опасался. Лазовски, кстати, тоже. О степени одержимости куратора Службы Внешних границ от контрразведки оба предпочитали только догадываться.

С того дня у Лазовски и ночи у Шторма, когда они надирались, сидя каждый в своем кабинете, и молча смотрели друг на друга, прошло три месяца.

Орлов оказался прав, пропажа обнаружилась сама. Да так, что волна от тех событий добралась и до Союза. Знали об этом немногие, помощник директора Службы Маршалов Союза был среди них.

В режиме строжайшей секретности Штаб Объединенного Флота начал подготовку к вторжению извне.

Похоже, для полковника начавшиеся тогда события не просто не закончились, но и набирали обороты. Было понятно, что Шторм не останется в стороне от таких дел, но, глядя сейчас на друга, у Лазовски возникало ощущение, что тот уже совершенно загнал себя, взваливая на свои плечи значительно больше, чем мог вынести.

Идея обратиться за помощью к старому другу больше не казалась правильной. Со своими сложностями он мог разобраться и сам.

– С ней все в порядке. Просто хотел увидеть.

Шторм ответил усталым, но жестким взглядом. Сел обратно в кресло, потянулся за инъектором, но движения не закончил. Роверу было видно, что тот безнадежно пуст.

– Извини, – полковник докрасна растер мочки ушей, крутанул усы. После проигранного Таласки спора те успели отрасти, – шестые сутки без сна, а тонизаторы медики запретили, говорят, что опасно. А тут, – он повысил голос, но тут же, спохватившись, продолжил уже тише, – не знаешь, что опаснее!

– Людей не хватает или доверяешь только себе? – с легким ехидством поинтересовался Лазовски. По прошлому знал, что сам Шторм в число тех, кого он способен пожалеть, не входит. – Не думал, что будет, если не выдержишь?

Тот, что удивительно, спорить не стал.

– Думал. Потому и тороплюсь.

Лазовски не оставалось ничего, как только вздохнуть. Неисправим!

– Моя помощь нужна?

Во взгляде, который кинул на Ровера Шторм, в иронии можно было захлебнуться.

– А если скажу, что нужна, бросишь все и примчишься?

– Могу и примчаться, – хмыкнул Лазовски, замечая, как слегка расслабляется Вячек. – Помощники натасканы, справятся. Да и нет пока ничего, что требовало бы пристального внимания.

– Почти поверил! – На лице полковника появилась едва заметная улыбка. – Но только почти! Выкладывай, во что еще вляпалась наша любительница приключений?

– Вячек…

Тот качнул головой и резко прервал:

– Я ценю твою заботу, но понимаю и другое: раз уж ты решил со мной связаться…

Он не закончил сам, давая понять, что ничего не забыл. Что помнит, как рисковал женщиной, которую Геннори любил. Что признает свою вину, хоть и оправданную, но все равно оставшуюся между ними невысказанными словами. Что…

Возможно, многое из этого уже почти не имело значения, но оно продолжало таиться в каждом из них, добавляя дружбе ненужных проблем, но пока еще не отменяя самой дружбы.

– Элизабет и Шаевский на Приаме.