Несомненно, в шесть лет ваши органы чувств открыты восприятию настолько, насколько они вообще могут быть, и я считаю, что мне повезло посмотреть этот фильм в этом возрасте. Пролог «На Заре человечества» был и приковывающим внимание, и тревожащим, а загадочное появление монолита под музыку дьявольски звучащего «Реквиема» Дьёрдя Лигети оставило после себя смесь тайны, удивления и ужаса, захватившую мое детское воображение. Экстатическое открытие человекообразной обезьяной, что кость можно использовать в качестве оружия, которое Кубрик передал бессловной кинематографической уверенностью, не нуждается в объяснениях и даже не требует сознательного понимания. Фильм говорит на своем собственном языке и, как и в большей части фильма, авторитетом и силой изображения не требует буквального понимания.

Сцены на Луне в космическом корабле и в открытом космосе были гипнотическими. Влияние невесомости на человеческий организм было передано совершенно реалистично. Постепенная лоботомия ХЭЛа Боуманом не могла быть более тревожной и пугающе странной. Сенсационный отрывок фильма «Звездные врата», который привел к многоступенчатой трансформации Боумена сначала в старика, лежащего на своем предсмертном ложе в фантасмагорическом номере отеля, а после в парящего в воздухе зародыша, – был потрясающим.

Большую часть этого тоже было нельзя понять, и уже после просмотра я, изнуренный переизбытком удивления, тащился за мамой по тротуару неважно какого города и жмурился от яркого вечернего солнца. «Но что это значит?» – спрашивал я. «Я не знаю!» – отвечала она, спасибо ей за это. Мама всегда была честной со мной – и по сей день.

Намного позже я достаточно взрослым, чтобы понять, что воздействие «Одиссеи» на меня тогда и впоследствии выросло, по крайней мере частично, из личных обстоятельств. Мои родители были дипломатами, и к тому времени я уже пожил в Белграде, Югославии, и в Гамбурге, Восточной Германии, – двух странах, которые перестали существовать. Несмотря на то, что по рождению я был американцем, моим миром был весь мир, и моя растущая идентичность была задана по умолчанию. Я думаю, что даже в возрасте шести лет подсознательно и весьма рано понимал, что мы живем в сложном мире, окруженном множеством противоречащих друг другу культур, концепций и путей жизни. К несчастью, нежелательный побочный эффект частых смен стран заключается в ощущении того, что ты не принадлежишь ни одному месту – так называемый синдром третьей культуры у детей-экспатов.

Я рискую произнести клише и чрезмерно упростить ситуацию, если предположу, что «Космическая одиссея 2001 года» помогла мне почувствовать себя дома в этом мире. Но нет сомнения, что, как и с любой великой работой в искусстве, которая имеет определенное воздействие на человека, это происходит по хорошим причинам. На протяжении последующих лет я много раз смотрел этот фильм, и он всегда поражал меня огромным количеством неразрешимых человеческих ситуаций в мистически необозримом и кажущемся безразличным космосе. Визуальная притягательность и бескомпромиссная художественная целостность достижения Кларка и Кубрика придала точность неактуальным индивидуальным деталям. За десятилетия после выхода фильма, например, палеоантропологии полностью опровергли описание перехода человекообразных обезьян вегетарианцев в плотоядных убийц, которое было основано на работе палеонтолога Раймонда Дарта. И, по крайней мере, на настоящий момент, у нас нет никакого достоверного свидетельства существования даже микробной формы жизни за пределами Земли, не говоря уж о суперсильных внеземных вторженцах, интересующихся нашим эволюционным прогрессом. (Конечно, максимально достоверное свидетельство того, что разумная жизнь за пределами нашей планеты существует, заключается в том, что эта жизнь не является нам – как шутил Кларк.)