Он всё косился на роман-ужастик, который лежал на столе неровной пачкой. Роман-то потрясающий! Почему, ну почему у нас такое нельзя? А может… может, можно? Может, надо принести этот шедевр в редакцию, и заявить о себе вот в таком ключе. Да, не научная фантастика. И не космическая. Но чем не фантастика? Писал же Михаил Афанасьевич и про Дьявола, и про вампира. И про духов всяких, демонов.

Калугин в полной мере осознавал, что он – не Булгаков. К тому же, Булгакова можно было читать только нелегально – тема откровенно не приветствовалась. Если точнее, была под запретом. Но роман Петра про монстров был хорош. А про людей пока не пишется. Пётр придвинул к себе пачку листков и взял в руку карандаш. Взялся править, одним словом.

Удивительно, но править было почти нечего. Так ровно и гладко был написан роман. Сделав, тем не менее, кое какие пометки, Калугин обнаружил, что снова провозился до утра. И нужного опять ничего не сделал. Но ему так нравилась его новая книга…

Поспав часиков шесть-семь, Калугин взялся перепечатывать роман, попутно прокручивая в голове названия. Ничего путёвого, правда, в голову не приходило. А может, просто назвать книгу «Нечисть»? «Тёмная сторона» – подсказал кто-то. Пётр не понял, где голос. В его голове, или извне. Стало жутковато. Но название понравилось.

На то, чтобы перепечатать роман, у Калугина ушла неделя. Когда была поставлена последняя точка, он встал из-за стола и прошёл в ванную. По пути увидел себя в зеркале, висящем в коридоре. Калугин был небрит, с потемневшим лицом и покрасневшими глазами. Лихорадочный блеск глаз отразился в зеркале, как вспышка. Калугин подавил желание перекреститься. Да и не умел он креститься. Лишили их этой возможности. Всю страну лишили. Весь народ.

В непонятном приступе злобы, Калугин передумал приводить себя в порядок. На кой пёс, если он тут один. Сходив в туалет, Пётр завалился спать. Проснулся, что-то съел – давно уже пора было сходить в магазин, но Калугин не мог выбрать время для этого. Вместо магазина он пошёл в кабинет и решительно отложил перепечатанный роман. Убрал в папку и в стол.

Заправил в машинку чистый лист и вознамерился приступить к работе, которую от него ждали. И снова ничего…

– Почему?! – заорал Калугин в отчаянии. – Почему? Я же сделал то, что было нужно!

Он сам испугался своего отчаяния и своего крика. И того, ЧТО он кричал. Что было нужно? Кому было нужно?

Пётр Петрович явился в редакцию, как и было велено. Через месяц от последнего визита. Никто бы не узнал в этом похудевшем человеке с сумасшедшинкой в глазах прежнего Калугина. Редактор просмотрел первые десять страниц тут же. Очки на нём вспотели и поползли на лоб.

– Голубчик, вы спятили, что ли? Что вы мне принесли?

– Что получилось, то и принёс. Я творец, а не ремесленник. – угрюмо ответил Калугин.

– Хорошо. – редактору стало страшно, и он не стал спорить. – Хорошо. Я передам это… куда следует.

– Воля ваша. – ответил Калугин и вышел из кабинета.

Почему? Почему он не родился там, где такое можно писать? Где его роман оторвали бы с руками и ногами? Почему? Он шёл по Московским улицам, задевая прохожих и не замечая этого. Последствия для себя Калугин вполне хорошо осознавал. Будет всё плохо. Очень, очень плохо. С дачи выпрут, квартиру отберут, а то, может, вышлют за сто первый километр. Или уже не высылают? Пётр не знал. Не вникал. Не было нужды до этого момента.

А может его и вообще посадят в тюрьму за антисоветчину!? За мракобесие. И за что-нибудь там ещё.

До вечера Калугин слонялся по городу, плохо понимая, куда и зачем он идёт. Потом подумал, что неплохо бы повидаться с семьёй. Все эти дни никто из семьи не приезжал. Ни разу. Калугина осенило: наверное, Маша ждёт шага от него! И это правильно. И логично! Пётр обрёл цель и поехал на метро в ту сторону, где жила его тёща.