Наружность у Кота была самая обычная и заурядная. Можно сказать, типичная наружность для кошачьих средней полосы. Среднестатистические черно-серые полоски с вкраплением чуть заметной рыжины. Уши торчком, хвост слегка загнутый на конце, и достаточное количество усов, белых вперемежку с черными. Глаза у Кота были зеленые и могли принимать разные оттенки – от изумрудного до нефритового, в зависимости от освещения помещений, в которых Коту приходилось бывать.

Разрешалось ему находиться практически везде. Кот мог входить без доклада даже туда, куда рядовой студент или посетитель должен был записываться сильно заранее.

Кот мог прошмыгнуть мимо строгой Людмилы, секретарши самого декана, и проникнуть в кабинет главного человека на факультете.

Конечно же, Кот знал, как вести себя с начальством на его территории. Он входил в приемную, заставленную книжными шкафами и стеллажами. Делал приветственный круг почета перед широким столом и садился так, чтобы главный человек факультета мог узреть Кота, не отрываясь от монитора или от стопки бумаг с печатями.

– Ректор предлагает на следующий год снизить количество бюджетных мест на кафедре славянской филологии, – главный человек обычно первый начинал диалог с Котом. Будучи крайне занятым решением сразу нескольких глобальных вопросов, декан сразу переходил к сути и не тратил время на формальные приветствия.

– Мур, – реагировал Кот.

– Говоришь, что он ректор и ему сверху виднее? – переспрашивал декан, – с одной стороны, правильно. Ну, куда нам так много специалистов по «Слову о Полку Игореве»? Хватит и тех, что уже есть. Нерентабельная эта кафедра.

– Мур-мур, – отвечал Кот.

– Придется сократить ставки преподавателям старославянского. Кого-то на пенсию отправим…

– Мур… – напоминал Кот.

– Да знаю я, что научная работа ведется, в журналах статьи студентов публикуют и в конференциях они участвуют. Только вот ректор предлагает за счет освободившихся мест коммерческие курсы иностранных языков расширить. А на высвободившиеся бюджетные средства аудитории для этих курсов обновить. Что поделаешь, рыночная экономика, новые приоритеты.

Кот выжидающе молчал. Ждал, пока декан сам вспомнит.

– Хотя почему мы должны соглашаться? – вспоминал декан, переводя взгляд на групповую фотографию в деревянной раме на стене. Сотрудники факультета, аспиранты, доценты и профессора – участники Великой Отечественной.

– Люди в самое страшное время страну, город и родной университет защищали, жизней не жалели. Работники факультетской библиотеки редкие книги к себе домой забрали, когда немцы город окружили. Берегли, хранили и даже в лютую блокадную зиму не продали и не поменяли на буханку хлеба или литр подсолнечного масла. Вернули книги в целости после войны в родную библиотеку.

Декан замолкал. Кот терпеливо ждал, пока главный человек на факультете достанет из-под манжеты пиджака клетчатый носовой платок и промакнет глаза. В этот момент он вспоминал о маме, хранившей дома медаль «За оборону Ленинграда», и об отце, который погиб на Невском пятачке.

– Кафедра славистики наукой занималась даже в лютые девяностые, переводы древних летописей на современный русский язык для широкого круга читателей делали, конференции организовывали. Устояли. Выдержали. А сейчас что? Возьмем и сократим до пяти студентов и двух аспирантов? Ради того чтобы денег зарабатывать на коммерческих курсах для всех желающих.

– Мур, – подтверждал Кот.

– Скажу ректору, пусть аудитории для курсов в бывших классах политинформации устраивает. Не надо славистов трогать.