– Чего приуныла, Матрешка? – веселым голосом спросила Таисия, – застращала я тебя?

Матрена вскинула голову, сжала зубы.

– Не выдумывай! – ответила она, дерзко взглянув на Таисию, – ты знаешь, что меня напугать сложно. Уж я за себя постоять сумею.

Таисия запахнула кружевную шаль на груди и усмехнулась.

– Ну-ну… – сказала она и, развернувшись, пошла прочь.

Матрена тяжело вздохнула. Надо было возвращаться домой, Анна Петровна, наверняка, ее уже потеряла, снова будет ругаться на весь дом. Но вместо того, чтобы идти домой, Матрена побрела к тетке Серафиме. Женщины дома не было, и ей пришлось около часа ждать ее на крыльце – двоюродные сестры не пригласили в дом. Они осмотрели Матрену с ног до головы недовольными взглядами и захлопнули дверь перед ее носом.

– Мамка не велела тебя пускать, сестрица! – донеслось до Матрены из-за закрытой двери.

– Вот ведь сестрички, дуры неблагодарные! – вздохнула она.

Пока Матрена ждала тетку Серафиму, девушки то и дело подсматривали за ней сквозь щель между занавесками. В конце концов, Матрене так это надоело, что она встала перед окном и, убедившись, что поблизости никого нет, задрала подол длинной юбки и показала любопытным сестрицам голый зад. Потом резко повернулась и взглянула сначала на одну, потом на другую.

– Ну? Все высмотрели, что хотели? Или еще чего показать?

Девушки покраснели и, взвизгнув, отпрянули от окна. В это время во двор вошла тетка Серафима. Увидев племянницу, она остановилась и удивленно всплеснула руками.

– Матрена? А чего это ты тут? Все ли хорошо?

– Здрасьте, тётушка! А чего мне и в гости уж к вам нельзя зайти? Сестрицы меня и на порог не пустили.

Тётка Серафима поставила свою корзину на землю и, вытерев пот со лба, села рядом с девушкой.

– Чего пришла, Матрена? Говори, не томи. Если от мужа хочешь уйти, я тебя назад не пущу, так и знай.

Лицо женщины напряглось, под тонкой, морщинистой кожей заходили желваки.

– Я, тётя Серафима, спросить кой-чего пришла, – проговорила Матрена.

Женщина поднялась, расставила ноги и уперла руки в боки, давая понять, что она, в случае чего, будет непреклонна.

– Ну, спрашивай, коли так, – строго сказала она.

Матрена тоже встала на ноги, отряхнула платье, перекинула чёрные косы за спину и, гордо вскинув подбородок, заговорила:

– Скажи, тётушка, что я тебе такого дурного в жизни сделала? Чем так навредила? За что ты меня возненавидела, что решила так быстро избавиться, отдав меня замуж первому попавшемуся жениху?

– Не выдумывай, Матрёшка! – перебила пылкую речь племянницы тётка Серафима, – Муж тебя выбрал хороший, семья ихняя зажиточная, серьёзная, домина вон какой огромный. Поди, как королевна живешь? Посмотри, как на ихних харчах щеки-то разъела!

– Ты ведь знала, тётушка, что Яков Афанасьич – снохач? – резко перебила ее Матрена.

Тётка Серафима хотела что-то сказать, но услышав последнюю фразу, захлопала глазами и приоткрыла рот.

– Ты что мелешь, дура неблагодарная? – закричала она зло, но глаза при этом стыдливо отвела в сторону.

И Матрена все поняла.

– Значит, знала… – прошептала она, – знала, и все равно отдала меня, не пожалела.

Тетка Серафима погрозила кулаком дочерям, снова высунувшимся в окошко, в надежде подслушать разговор, потом схватила Матрену под руку и отвела ее подальше от дома.

– Ты, Матрешка, сплетников-то не слушай! Есть за Яковом Афанасьичем давний грешок, скрывать не буду. Зажил он с женой своего старшего сынка, когда тот на работах был. Девица та вроде как и не против была – мужик-то статный, подарками балует. Не зря ж говорят, что всяку бабу можно подарком приманить. Вот и он приманил. А как только сын с работ вернулся, так беда-то и приключилась в их семье. Молодушка взяла, да и утопилась в пруду. Хотя бабы между собой балакали, что не сама она утопилась, а муж ее собственными руками за неверность утопил и сбежал быстрехонько в неизвестном направлении. Потом, говорят, и он руки на себя наложил. Похоронен где-то на чужбине. Так-то…