Ударили в спину и бросили меня в сугроб. Такова была плата за ночлежку в отделении банка. Я знал, на что шёл.

К слову, в бане я был совсем недавно… Да, мы, бездомные, тоже иногда моемся. Но зимой одежду не постираешь, переодеться не во что, да и сушить негде. Вот и таскаешь с собой вонищу. Сам-то давно принюхался, а люди шарахаются.

От храмов нищих не гонят, но прихожане обычно деньги дают с неохотой. За целый день только на батон хлеба наберёшь. Я побираюсь у столовки автовокзала. Там можно получить по горбу от охранников, но иной раз люди дадут денег, булочку купят, а бывает, целым обедом накормят.

Там я встретил своего знакомого Тёму. Сразу не узнал его: он густо зарос. Тёма всё время болел. Удивительно, что жив до сих пор.

Мне от него кое-что было надо. Я уже примелькался, где только мог, меня отовсюду гнали, и каждый раз приходилось искать ночлег. И ещё я не хотел спать один, ведь где бы ни заснул, везде меня доставал жуткий острозубый карлик. Из-за него я стал бояться темноты.

– У меня такое место, что ты ахнешь! – пообещал Тёма. – Ты мне с деньгами помоги, а я тебя к себе пущу.

Я купил ему поесть. Он взял с меня обещание никому не рассказывать про это место, привёл к старой котельной и показал люк в земле. Под ним оказалось просторное «жилище». Там были настелены матрасы, одеяла и даже имелись подушки. На стенах лампы. Трубы огненные – можно еду согреть.

Тёма напевал песни, которые часто крутили на вокзале. Слов он не помнил и додумывал свои. Я лежал на матрасе, листал книжку, которую нашёл в мусорном баке. Читать я когда-то сам выучился. В той книге кто-то кого-то любил, страдал… Ничего из этого понятным для меня не было.

– Туши свет, спать будем! – велел Тёма.

Я бросил книжку и погасил лампы, быстро уснул. И так же резко проснулся. Мой товарищ дёргал меня за ногу. Он не мог произнести ни слова, но, казалось, своими хрипами умолял помочь.

Я зажёг свет, и в моей памяти навсегда запечатлелась эта сцена: мой несчастный друг лежал на матрасе, а на его животе сидела девушка. Её лицо скрывала белая маска с кошачьими ушами. Я видел только острый подбородок и тёмные блестящие локоны. Она сложила руки в замок и давила на грудь Тёме. Сперва я не понял, почему он так беспомощно бьётся и не может освободиться от такого хрупкого создания, но потом заметил… Девушка в маске вонзила в его грудь нож и старалась протолкнуть лезвие ещё глубже.

Я слышал последние вздохи Тёмы отчётливее, чем хотелось бы.

Посмотрел на убийцу, вгляделся в прорези маски и не увидел глаз. Мне стало ясно, кто она. Та убитая девушка, лежавшая в подвале. Оливий воскресил её из мёртвых. Стоило о нём подумать, и сразу послышался его смех.

– За что? – кое-как выговорил я, отползая к лестнице.

Девчонка в маске встала на четвереньки, выгнула спину, зашипела и отпрыгнула в темноту. Она будто и вправду была дикой кошкой.

– За что? – повторил малиновый коротышка, склонившись над мёртвым. – А то бы и не за что? Знаешь ли ты, что твой друг и был одним из убийц? Это он в приступе раздражения выколол девочке глаза! Она до сих пор слепая. Но, как видишь, я её оживил. Поселил в её тело кошачью душу. В подвалах много кошачьих душ… Я её обучу, она станет человеком. Но пусть умрут все, кто убил девочку. Тогда она совсем оживёт.

Я молил, чтобы коротышка оставил меня в покое, но он только издевательски смеялся и подзывал свою кошку в девичьем теле:

– Муся, а Муся… Киса-киса-киса!

Она ползала перед ним на коленках, сновала по-кошачьи. Я не мог вынести этого дикого зрелища.