Такие дни запоминаются на всю жизнь. Кто бы мог подумать – я выиграл! На расстоянии! Заочно!.. С кучкой недостаточно верных мне, готовых на все авантюреро!.. У меня хватило выдержки отвести взгляд в сторону и внимательно вглядеться в лица подчиненных мне людей, чтобы по выражениям их черт, по алчно блещущим глазам, по подрагиванию рук определить, кто чего стоит. На кого можно будет положиться в дальнейшем, кто способен идти дальше, вперед. Выше, черт побери!.. Нас ждало небывалое будущее. Я всматривался в их лица и старался понять, кто способен штурмовать небо. Их было немного – все старые друзья-товарищи: Пуэртокаррера, Педро де Альварадо с братьями, Кристобаль де Олид, сеньоры Авила, Хуан де Эскаланте, Франсиско де Луго…

И все равно, они видели перед собой только золото – я же редчайший, понятный только для посвященных знак судьбы, способный перевернуть судьбу. Блеск металла не ослепил, не лишил меня разума. Я не надеялся на понимание, но все же мне было захватывающе интересно – неужели никто из них не догадывался, что означала эта груда золота?

Я уловил только один осмысленный взор – вернее, прищур в тон легкой усмешке, с которой она посматривала на окружающих. Мне никогда не забыть – она тут же, как только наши взгляды встретились, опустила голову и уже искоса, нелепо вывернув шею, глянула в мою сторону. Тут же зарделась. У меня не было сомнений – она все поняла. Ей, единственной, оказался понятен тайный язык этих предметов. В молчании золота, в изгибах складок плащей из перьев, в брошенных к моим ногам жезлах, в безжизненных позах разложенных, отлитых из металла животных ясно читалось – Мотекухсома проиграл свое первое и решающее сражение. Он проявил колебание. Не меч встретил нас, но дань! Это был первый откуп, которым слабый хотел задобрить сильного. Он сам, великий, могущественный, ужасный, кичливо недоступный Мотекухсома, сам того не сознавая, признал себя слабейшей стороной. Или осознавая?.. Но этого не могло быть! Чем я и мои солдаты могли напугать его, что он даже не решился вежливо, но энергично выпроводить нас со своей земли? Вот еще одна тайна… Она змеей свернулась на этой груде золота и коварно-ласково посматривала на в мою сторону. Невольно я бросил вопрошающий взгляд в сторону Марины. Она чуть отрицательно качнула головой и вновь легкая победная усмешка тронула ее губы. Выходит, эти дары значили только то, что они значили? Но в этом случае – я знал человеческую породу – сробевший в первый момент уже никогда не сможет преодолеть пагубный страх. Нерешительность, как ржа, будет разъедать душу. За этими дарами могут последовать охлаждение, внезапная вспышка ярости, желание побряцать оружием, однако я сильно сомневался, что Мотекухсома отважится на решительный шаг. Он будет выжидать, он даст нам время. Он оставит нас в покое, ибо что нам соглядатаи – пусть смотрят, как мы будем засевать поле и ждать всходов. Более того, Теутлиле по указу «императора» оставил в нашем лагере некоего вельможу Питальпитока, в ведение которого поступило снабжение нашего лагеря продовольствием.

Мы тоже одарили великого Мотекухсому – вручили послу три рубашки голландского полотна, стеклянных бус немеряно-несчитано, всякой мелочи, цена которой на рынке в Севилье едва ли будет десять дукатов.

Вечером того же дня в собрании офицеров Педро Альварадо громогласно заявил, что хватит терять время, пора двигаться на Теночтитлан и пошуровать в кладовых у этого самого Монтесумы. Педро упорно выговаривал его имя таким странным манером. Эта идея вызывала горячий спор. Я сам после получения даров склонялся к мысли, что поход в глубь страны следует совершить как можно быстрее. Хоть завтра! Если бы я был уверен в своем войске!.. Ордас, Хуан де Леон, этот мерзавец Эскудеро принялись доказывать, что подобное решение является прямым вызовом его милости губернатору Кубы Диего Веласкесу. Как бесило меня это ежедневное, по поводу и без, когда грубоватое, когда восторженное упоминание этого имени! Я выждал, успокоился, потом обратился к стоявшей рядом Марине с вопросом – возможно ли в нынешних условиях выступить в поход на Теночтитлан. Она ответила тихо, в напряженной, мгновенно установившейся тишине. Все замерли!