– Я знаю, – заявила эта женщина, – чего больше всего на свете боится Мотекухсома.

– Чего же? – спросил я.

– Прими меня к себе, – повторила она свою просьбу.

Нежный аромат цветущей розы исходил от нее, волосы были заплетены в косы и заколоты на затылке, сбоку был воткнут напоминающий об утренней заре цветок…

– Я не могу ссориться с Алонсо, – признался я.

– Не ссорься, – ответила Малинче, – отошли его за море с дарами, который прислал тебе Мотекухсома.

– Хороший совет, – кивнул я, – об этом стоит подумать».

– Подумай и возьми меня к себе, – сказала она и выскользнула из палатки.

Тут меня словно кольнуло, я поспешил следом, чтобы, не дай бог, часовой не пальнул в нее, в эту птицу, совершающую свой полет по ночам. И наказывать их нельзя – пусть эта встреча останется тайной. Успел вовремя, часовой уже совсем было всполошился, заслышав шорох. Я отвлек его внимание…

Потом полночи не спал, отправился проверять посты. Возле одной из палаток задержался, невольно прислушался к разговору этого юнца Андреса и обстоятельного Берналя. Рассуждали они о богатстве…

Сначала, как водится, перемыли косточки офицерам, нашему королевскому нотариусу, Диего де Годою, который, оказывается, «жрать горазд». Обсудили местоположение лагеря – местность нездоровая, вокруг болота, дышать тяжело. В полдень по прибрежным дюнам ходить невозможно – ноги испечешь. Затем перешли к обсуждению даров, которые доставили в лагерь посланцы местного «императора», как называли Мотекухсому солдаты… Если таковы дары, сколько же золота у него в подвалах хранится? Сошлись на том, что очень много – не пересчитать, ни взвесить, на что молоденький Андрес мечтательно заметил, что им бы только добраться до него, а уж они, испанцы, пересчитают.

– Получу свою долю, куплю каравеллу, займусь извозом. Как Седеньо, у которого кобыла на загляденье. Выгодное это дельце – товары по островам развозить.

– Да, – согласился Берналь Диас, – лошадь у него хорошая. Только таскаться по морям – рискованное дело. Лучше получить землю, прикупить индейцев… Седеньо – везунчик, к его рукам всякая монета липнет. Считай, он самый богатый среди нас – у него корабль, лошадь, даже негр есть. Кобыла – целое состояние, да и негры на Кубе в большой цене. Эти не то, что индейцы – работники что надо. На них воду можно возить…

– Да, – воодушевленно откликнулся Андрес. – Неграми торговать – выгодное дельце…

Помнится, в ту ночь я решил, что на Берналя Диаса можно положиться, однако эти события – визит Марины, разговор часовых – случились позже, а в тот день, 21 апреля, в Великий Четверг, ввиду пологого песчаного берега, открывшегося нам напротив острова Сан-Хуан-Улоа, в тот самый момент, когда я приказал бросать якоря, самым захватывающим событием были две пироги, направившиеся к нам со стороны берега.

Уже по поведению посланцев – их благородной осанке, невозмутимому выражению лиц, по особой, присущей только вельможам лукавой вежливости – я догадался, они те, кого мы ищем. Они были цивилизованы — этим все сказано. Самый важный и пышно разодетый из них первым делом, без всякой опаски, поинтересовался, кто из нас tlacatecutli, то есть «верховный вождь»? Я шагнул вперед, легким кивком приветствовал их – в этот момент и нашелся ответ на смутное беспокойство, на некоторую неясность, которое вызвало у меня слово «цивилизованы». Что бы оно значило? Как объяснить то неясное ощущение чего-то знакомого, много раз виданного, которое я ощутил при встрече с посланцами Мотекухсомы? А вот как – они являлись