Серёжа начал закипать, а зря. Комендач явно был не в курсе. Ему приказали доставить туда-то, он доставил. Всё. Бить морду надо начальству, а оно сидит в штабе гарнизона, да ещё, может быть, в горкоме партии. Всё это время откуда-то сзади справа раздавалось тарахтение. Вроде мотоциклетного. Я повернулся и пошёл на звук. Шагов через тридцать открылась интересная картина. В глубине этой полурощи-полупарка стояло двухэтажное здание. Если бы не несколько вычурная архитектура, можно было бы принять его за школу. Ближе к нам находился сарай, возле которого группа ребят суетилась вокруг старенького «У-2». Он и издавал это самое тарахтение.

– Капитан, это что? – мой голос звучал весело, ситуация становилась откровенно смешной.

– Так, товарищ майор. ОСОАВИАХИМ здесь, лучший в области. Даже самолёт им выделили, в награду.

– И что они собираются с ним делать?

– Не понял, товарищ майор?

– Как только мы поставим забор, места для взлёта у них не будет. И через лес его не протащишь.

– Какой забор? – Капитан попался какой-то туповатый, он ещё и удивляется.

– Здесь территория воинской части. Или вы думаете, мы им взлётную полосу между казарм проложим? Что тут у вас вообще происходит!?

Я зашагал к входу в здание. На ходу прикидывая. Судя по виду и размерам, для штаба бригады в самый раз. А уж для батальона тем паче. Сарай-ангар будет служить складом. На первое время. Сидящий на входе паренёк, в большом, не по росту, комбинезоне, при виде нас вскочил.

– Здравия желаю, товарищи командиры.

– Здравия желаем. Можно нам тут осмотреться?

– Конечно, проходите. Наш клуб первый в области.

Мальчишка повторил слова капитана.

– Наш планер в Коктебеле занял четвёртое место.

Парнишка стал даже выше ростом от распиравшей его гордости. Извини, пацан, через пару часов ты будешь нас ненавидеть, но так надо.

Мы шли по коридорам, заглядывали в комнаты, здоровались, слушали восторженные объяснения и шли дальше. После первых же моих вопросов о размерах комнат и их количестве Серёжа всё понял и молчал. Ему было тяжелее, он ведь и сам был таким пацаном, в детстве. В моё время занятия в кружках ДОСААФ такого воодушевления уже не вызывали. Так мы дошли до зала, где сидели несколько девушек в возрасте от 13 до 20 лет. Они что-то шили.

Наш провожатый стал объяснять про обшивку для нового планера. На его голос одна из девушек постарше обернулась. Моё сердце стукнуло и остановилось. Что-то, видно, было у меня на лице, так как девушка смущенно улыбнулась, и моё сердце рухнуло в желудок. Она не была копией Галины. Волосы тёмно-каштановые, а не русые. Лицо более тонкое. Глаза зелёно-карие, а не голубые. Но сочетание – меня просто в дрожь бросило, до чего похожа. И эта улыбка. Улыбка Софии Ротару, от которой у меня всегда перехватывало дыхание.

– Здравствуйте, товарищи командиры.

Она говорила с лёгким акцентом. И очень знакомым акцентом…

– Бонжур, мадемуазель. Же нё мё тромпэ па? Парле ву франсэ?

– Уи, ву завэ бьен лю. Жесви франсез.

Поскольку остальные хлопали глазами, мы снова перешли на родной всем русский.

– Вы прекрасно говорите по-русски. Давно живёте в нашей стране?

– Почти четыре года. Родители были в Испании. Отец погиб, а маме удалось вывезти меня сюда. А где вы учились французскому?

– В основном дома. Соседка учила, учительница французского языка. Я его с детства люблю, певучий язык, почти как украинский. Разрешите представиться. Майор Доценко. Георгий Валентинович. А это мой друг и сослуживец Голубев Сергей Михайлович. Рады знакомству.

– Натали. Наталья Габриэлевна Лефёвр. Я тоже рада.