– Мне кажется, что различить возможно лишь по некоторым признакам. Ты ведь видел, что у тех бедолаг надкусанные тени. И если Дионис в самом деле проводил эти кровавые трапезы, то мы легко угадаем. Ты же сам знаешь, что тени просто так и сразу не исчезают.

А ведь и в самом деле! Почему не подумал об этом раньше?

– Молодец, хвалю! – пощекотал ей подбородок, она словно кошка зажмурилась. – Тогда, может, не станем терять времени? Осколки же остались: думаю, есть у меня задумка насчет того, как превратить остатки его заклинания в четкий след.

Эола была полна радости и гордости за свою догадку. Мне даже стало ее жаль на мгновение: она ведь еще не знала, что примет в поисках самое активное участие. Как и не подозревала о том, какое чудовище встанет у нас на пути буквально этим вечером. Не думая о скором будущем, запрыгнули в «Молнию» – зарычав двигателем, она рванула с места унося нас домой…

Осколки Дионисового щита до сих пор не растаяли, держались как похмелье на пьянице. Знал, что так долго не продлиться: пару дней, и они растворятся, станут всего лишь тусклым напоминанием его колдовства. Мысль, пришедшая в голову, не давала покоя, будоражила и звала опробовать свои новые умения прямо здесь и сейчас. Что будет, если добавить к ним заклинание благовония самой Афродиты, но не ограничится – и приплести к этому чтение следов от Артемиды? Чародейство двух сестер, сплетенное воедино ударило по осколкам, а я улыбнулся – получилось!

– Что – получилось? – переспросила Эола: оказывается, сказал это вслух. Киррлия тоже была заинтересована, но лишь подняла на меня взгляд, ничего не сказала. Кто знает, что там могло получится у Бога? Проклятие или очередное безумие по души смертных? Иногда лучше держать язык за зубами.

– На, – сунул осколки саламандре под нос: она тут же отскочила прочь, зашуршала по мне лапками, забилась под ближайший комод. Да уж, не думал, что это произведет на нее такое впечатление.

– Удушить меня решил!? Что это за дрянь? – она трижды чихнула, прежде чем заговорить вновь.

– Хмельной запах Диониса.

– Те еще духи! – ей частенько приходилось вдыхать идущее от него пивно-сивушное амбрэ, а потому предпочитала держаться от бога виноделия подальше. На миг мне даже стало ее жаль: сейчас ей придется немного пострадать.

– Я совместил его заклинание. Через плетение Афродиты усилил аромат, а через Артемиду сделал его отслеживаемым.

– И как оно работает? – Эола все еще не спешила выползать из собственного укрытия – мало ли чего мне там еще в голову взбредет?

– А оно уже работает. Попробуй зажмуриться, представить Диониса.

– Это обязательно? – иногда она вела себя хуже капризной маленькой девочки. Вздохнув, буркнув под нос что-то неразборчивое, все же подчинилась. Это ничего, она не знала про главный, заготовленный мной сюрприз для нее. Минута ушла у нее на то, чтобы свыкнуться с новыми, потоком нахлынувшими на нее ощущениями, прежде чем распахнула глаза. Зрачки изменились: ядом хмеля по зрачкам пробежала чародейская пленка. Чуткий, маленький носик, прекрасно знавший, где и когда готовят самый лучший на свете ужин, теперь мог учуять заклинания, которые оставлял после себя мой братец.

– Ой… ой… – она смотрела то в одну, то в другую сторону. Наверняка обилие новой информации перегрузило ее и без того небольшой мозг. – Я как будто вижу каждого пьяницу в этом полисе!

– А ты сосредоточься на одном. Как тогда, помнишь? Смогла учуять яд, – вспомнилось, как рвался к одной безумно красивой девчонке на ночь в гости. Уж не знаю, чем тогда успел напортачить Афине – то ли утащил ее щит, то ли предложил Гефесту ее шлем вместо ночного горшка, но обиду она затаила и попыталась ее отравить через вино. Саламандра учуяла раньше меня, обожгла красавице руку, заставила выронить кубок. Даже я оказался не столь проницателен.