– Это, однако, не объясняет мне ничего в наших отношениях, да и самое требование ваше о моем переезде сюда, в квартиру с такими странными приспособлениями, мне, признаться, совсем непонятно…

– Вот как… А вам было бы, конечно, понятнее, проделав с бедной, беззащитной девушкой постыдную комедию, лишив ее честного имени, бросить ей подачку и передать другому, успокоившись устройством таким способом ее судьбы… Это для вас понятнее?

– О какой подачке вы говорите?.. Я хотел разделить с вами мое состояние…

– А разве это не подачка? Разве значительность суммы может изменить дело, разве десять рублей не все равно, что десять тысяч, сто тысяч, миллион даже, разве сумма цены изменяет факт купли? – взволнованно заговорила она и даже отделилась всем корпусом от спинки дивана.

– Но… – растерянно и смущенно перебил ее Оленин, – я предложил вам этот дележ после того, как вы отказались обвенчаться со мной вторично и сделаться на самом деле моей законной женой… Я и теперь снова предлагаю вам это, вместо этой устроенной вами для меня тюрьмы и исполнения вами роли тюремщика…

– Тюрьмы, – усмехнулась она. – За ваше преступление тюрьма – небольшое наказание, а такого тюремщика вы и совсем не стоите… А может быть, вам бы хотелось в его роли видеть Зинаиду Владимировну…

– Ирена!

– Что… Ирена… Я вам сказала, что я не перестану говорить о ней, и не перестану…

Она уже сползла с дивана и, опустив ноги на пол, топнула ножкой.

– Но почему же вы не хотите быть моей женой? – прошептал он совершенно подавленным голосом.

– Не чувствую ни малейшего желания изменить свое положение.

– Что же хорошего в этом положении?

– А что же дурного? Я девица Родзевич… Живу с своей теткой. Свободна, как ветер… Меня окружают поклонники, которым я, благодаря вам, могу безнаказанно дарить свое расположение в весьма осязательной форме…

– Ирена… замолчи! – вскрикнул он.

– Почему я должна молчать… Мы вдвоем, и я говорю вам правду… Мне терять нечего… Надо только действовать с умом, а его я не пойду занимать у вас… Я довольствуюсь вашим состоянием…

Она захохотала, но в этом хохоте слышались горькие ноты.

– Возьмите его себе… все… и освободите меня от этой муки! – выкрикнул он.

В этом крике слышалась нестерпимая внутренняя боль.

– Оно и так мое, – холодно сказала она. – Но мне нужно и вас.

– Зачем?..

– Вопрос более чем странен… Я затрудняюсь ответить, так как вы сейчас доказали мне, что не любите откровенности… Ну, хоть бы затем, чтобы быть холоднее с моими поклонниками…