Гигантский Опустошитель, монстр, которому прежде не было равных.

– Должна ли я вмешаться? – спросила она саму себя.

Лиамара могла бы с легкостью уничтожить его, развоплотить и спасти этот мир от надвигающегося Опустошения, но «могла» не означает «должна». Ей хотелось вмешаться и спасти людей, которые стали ей небезразличны, но в тоже время это стало бы прямым вмешательством. Сегодня она спасла их, завтра помогла Теону победить своих врагов, и это превратилось бы в круговорот. Она бы изменяла баланс сил то в пользу одного, то другого.

Один поступок порождает собой десять новых.

И все же оставаться в стороне и наблюдать, как мир умирает было тяжело для женщины. Задумываясь об этом, она хотела уйти, покинуть этот мир и вернуться туда, где провела последние тысячи лет – на границу с Пустотой, продолжая ждать, когда та поглотит её.

– Значит, слухи не врали. Ещё одна Длань Света явилась в этот мир, – рядом раздался мягкий женский голос. Лиамара повернулась и с легким удивлением взглянула на появившуюся рядом женщину, лицо которой покрывали алые трещины.

Вершительница и не заметила, как появилась эта незнакомка, что было как минимум необычным, да и сила, что исходила от той, была Светом, но при этом гораздо менее чистым чем тот, что существовал в детях Истинного Пламени.

– Кто ты?

– Ламат’Хашу, – представилась женщина. – Это самое древнее мое имя, которое знает большинство.

Лиамара задумалась. Это имя казалось ей смутно знакомым, но не более.

– Видимо, это имя говорит тебе не так уж и много, – покачала та головой. – Я – истинный бог этого мира. Не ты, не Таргарон, а я.

Лицо Вершительницы осталось бесстрастным, но слова женщины многое прояснили.

– Ты порождение людской веры, – это был не вопрос, а вполне конкретное утверждение.

Ламат’Хашу улыбнулась.

– Именно. После того, как вы проиграли войну и не смогли защитить Истинное Пламя, – эти слова оказались болезненным уколом, – тысячи миров пострадали от последствий. Ты же видела, каким был этот? Мертвый, почти безжизненный.

– Я видела.

– И тем не менее даже в таких условиях жили люди. Глубоко под землей, питаясь рыбой из подземных рек и грибами, растущими в пещерах, даже в тех условиях у людей была надежда на будущее, и из этой надежды появилась я. Ламат’Хашу, Богиня прохладной тени, Хранительница Пещер. Они называли меня по-разному, но это не имело значения, так как суть была одна. У нас с ними был симбиоз – я помогала им, приводила рыбу из дальних концов подземных рек, исцеляла болезни, а они давали мне свою веру. А затем пришел Таргарон и почти уничтожил мой культ.

– И? Зачем ты все мне это рассказываешь?

– Затем, что ты тоже Длань, как и Таргарон. Вы обладаете силой, о которой я только могу мечтать, но в тоже время вы не находитесь с миром в балансе. Вы не часть естественного порядка вещей. Вы перекраиваете мир, как того хотите, не спрашивая, хочет ли он этого.

– Считаешь, людям жилось бы лучше в пещерах, не видя солнца?

– Считаю, что мир бы сам нашел выход, рано или поздно. Но Таргарон с его силой считал иначе. Он превратил это место в поле для своего эксперимента.

– К чему этот разговор? Не хочешь, чтобы я вмешивалась? – догадалась Лиамара. – Я и так не собиралась. Я просто наблюдатель.

– А мне так не кажется, – не согласилась Ламат’Хашу и, поравнявшись с Лиамарой, тоже устремила свой взор на чудовище. – Уж я знаю, о чем говорю. Когда слишком долго ходишь среди людей, легко потерять «нейтралитет» и встать на чью-то сторону.

Лиамара поджала губы, понимая, что женщина права. Даже сейчас Вершительница порывалась помочь, призвать копье и сразить исполина.