Джинни обучила Клэя умению отыскивать хорошее в самых поганых случаях: если дела шли худо, то всегда находился кто-нибудь, кому было еще хуже. Клэй взглянул на согбенную спину Гэба, на его нервно подергивающиеся пальцы – и почувствовал себя самым счастливым человеком в этом доме.

Во всяком случае, до тех пор, пока не появился Келлорек. Внушительное брюхо посредника колыхалось под складками ярко-синего шелкового одеяния, толстую шею обвивали тяжелые золотые цепи, на пальцах блестели перстни с яркими самоцветными камнями, а в ушах сверкали крупные серьги; в общем, даже королей хоронили в нарядах поскромнее.

– Привет, ребята! – воскликнул Келл, неуклюже приобнимая Клэя и Гэбриеля одновременно.

Поседевшая борода Келлорека, некогда жесткая, как щетка, была умащена благовонными маслами и заплетена в аккуратные косички. От румяных щек посредника веяло ароматами сандалового дерева и весенней сирени, однако же они не забивали едкого запаха пота. Верхняя челюсть с торчащими зубами так сильно выдавалась вперед, что Келла (разумеется, за глаза) называли Орком.

Наконец Келлорек разомкнул объятья, отстранился, ухватив Гэба и Клэя за плечи, и осклабился от уха до уха.

– Надо же, Золотой Гэб и Пузочес собственными персонами, – провозгласил он. – Легенды во плоти! Короли проклятой Жути! Купер, ну ты и здоров, чисто конь. А ты, Гэб, малость подустал. И постарел. О боги Грандуаля, что с тобой стряслось? В запой ударился? Или царапкой балуешься? Или ненароком черногниль подцепил? Ох, чур меня, чур!

Гэбриель хотел было улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Я просто устал. И постарел. И… – Он замялся, побледнел еще больше и робко добавил: – Мне надо поговорить с Валерией… и попросить тебя об одолжении.

Келлорек подозрительно взглянул на него и снова добродушно ухмыльнулся:

– Эх, время терпит, да и торопиться незачем. Сначала освежитесь с дороги, пивка выпьем, чего-нибудь съедим… Вы же не откажетесь от угощения, правда?

– Мы подыхаем с голодухи, – выпалил Клэй.

– Ну да, ну да… – Келлорек хлопнул пухлыми ладонями. – Вы пока поплещитесь в бассейне, а я на стол соберу.

Гости недоуменно посмотрели на него. Келл повел рукой в сторону ставка.

Клэй оглянулся, уставился на ставок и пожал плечами.

– Ну вот же бассейн. Поплавайте, – предложил Келлорек и, звякнув золотыми побрякушками, выразительно махнул рукой.

Клэй внимательно оглядел ставок:

– А куда плыть-то?

– В каком смысле? – удивленно спросил Келл.

– Это целебный источник? – уточнил Гэб, разминая руку и морщась от боли. – У меня локоть тут…

– Да пошел ты на хер со своим локтем, – не выдержал посредник, который никогда не отличался особым терпением: его зубастая ухмылка часто без всякой причины сменялась безудержной злобой. – Никакой это вам не источник, и не ставок, и не долбаная купальня морской нимфы! Это бассейн хренов, вот что. Бассейн, ясно вам?! В нем плавают и плещутся. Называется «культурный отдых».

Клэй сообразил, что сейчас лучше не предлагать Келлу самому прыгнуть в бассейн, но до Гэба это пока не дошло, и он уже раскрыл было рот… Клэю пришлось резко столкнуть друга в воду; Гэбриель отчаянно забарахтался, фыркая и отплевываясь, а потом вылез из бассейна, как мокрый пес на речной берег.

Вся злость Келла мгновенно испарилась, и он расхохотался, утирая слезы, невольно брызнувшие из глаз.

– Ты прав, – сказал Клэй. – Я уже отдохнул на славу.

Верно говорили, что Келлорек гадок, как двухголовая жаба, но верно было и другое – мерзкий толстяк знал толк в еде.

Наевшись до отвала, Клэй погрузился в блаженный дурман дремоты, вдвойне желанной еще и потому, что к трапезе решила присоединиться Валерия (тоже в дурмане). Выглядела она полусонной, все больше отмалчивалась, то вздыхала, то пристально разглядывала фасолинки в кленовом сиропе или легонько стучала столовым ножом по окороку в медовой глазури и тихонько посмеивалась над чем-то, понятном только ей.