– Брат Мэтью слишком добр, Ваша честь, – вмешался приор. – В своих суждениях он чересчур склонен прощать.
Именно в этот момент судья счел, что ему решительно не нравится Гроклтон.
– Итак, он бежал? – продолжил он.
– Он бежал, – убежденно прогудел Гроклтон.
– Какого же дьявола аббат не разбирается с ним на предмет нападения на этого монаха?!
– Он изгнан из ордена. Мы находимся здесь с целью предъявить ему иск, – ответил Гроклтон.
– Полагаю, его тут нет? – (Мотание головами.) – Что ж, очень хорошо. – Судья с отвращением рассматривал приора. – Поскольку он принадлежал к аббатству на момент совершения преступления, если таковое имело место, и находился на Большой монастырской территории, то сознаете ли вы, что ответственны за его предъявление?
– Я?
– Вы. Аббатство, конечно. Следовательно, аббатство оштрафовано за его неявку. Два фунта.
Приор ярко зарделся. Повсюду заиграли улыбки.
– Мне жаль, что его здесь нет и он не может защититься, – продолжил судья, – но ничего не поделаешь. Закон идет своим ходом. Поскольку преступление выглядит тяжким, а обвиняемый отсутствует, у меня нет выбора. Он вызывается в суд и если не явится на следующий, то будет объявлен вне закона.
Со своего места в заднем ряду Мэри внимала судье с тяжелым сердцем. Вызывается в суд: это означало лишь то, что он обязан предстать перед судом. А «будет объявлен вне закона»? Формально это значило, что закон на него не распространится. Такого нельзя приютить, такого можно даже безнаказанно убить. У тебя нет прав. Мощная санкция.
Хоть бы Люк объявился! Брат Адам, умный монах, был прав. Люк недооценил здравомыслие суда. Было ясно, что судья расположен предоставить ему преимущество сомнения. Но что она могла сделать? Люк исчез, и никто даже не знал, где он находится. Она была готова расплакаться.
– На этом все, полагаю. – Судья смотрел на чиновника; люди приготовились разойтись. – Есть ли еще дела?
– Да.
Мэри вздрогнула. В начале процесса Том оставил ее стоять с какими-то людьми и не был ей виден через море голов. И все же это был его голос. Теперь она разглядела мужа, проталкивавшегося вперед. Что он делает? Одновременно она уловила слева какое-то движение у двери.
Том занял боевую позицию перед судьей – взъерошенный, в кожаном джеркине, как будто готовый вступить в драку.
– Нас не уведомили. Из суда по имущественным вопросам ничего не поступало, – сердито заявил чиновник.
– Что ж, раз мы здесь, можем и выслушать, – ответил судья и вперил в Тома строгий взгляд. – Что у тебя за дело?
– О воровстве, милорд! – проревел Том голосом, который сотряс стропила. – О мерзкой краже!
Зал затих. Чиновник, едва не подскочивший на скамье от этого крика, взял перо.
Судья, чуть опешивший, уставился на Тома с любопытством:
– Кража? Чего?
– Моего пони! – вновь гаркнул Том, как будто призывая в свидетели небеса.
Не прошло и пары секунд, как по залу полетели смешки. Судья нахмурился:
– Твоего пони. Украденного откуда?
– Из леса! – крикнул Том.
Теперь смех стал громче. Даже лесничие начали улыбаться. Судья взглянул на управляющего, который с улыбкой покачал головой.
Судья любил Нью-Форест. Ему нравились местные крестьяне, и он втайне получал удовольствие от их мелких преступлений. После дела Мартелла, которое возмутило его всерьез, он был не против закончить день небольшой разрядкой.
– Ты хочешь сказать, что твой пони пасся в Королевском лесу? Он был помечен?
– Нет. Он там родился.
– То есть это жеребенок? Откуда ты знаешь, что он был твой?
– Знаю.
– И где он сейчас?
– В коровнике Джона Прайда! – выкрикнул в ярости и отчаянии Том. – Вот он где!