Самец лани проходил несколько стадий роста, соответствующих величине отростков, которые он сбрасывал по весне, чтобы дать место новым и лучшим для следующего брачного сезона. Шипы одногодок сменялись небольшими отростками двухлеток. И так каждый год, но только в пять лет появлялись рога, положенные самцу. Но и тогда должно было пройти еще два-три года, прежде чем самец созреет полностью, а рога разовьются в великолепную корону взрослой особи.

Тот самец был все еще юн. Она не знала, откуда он пришел, так как самцы прибывали на брачные поляны с родных стойбищ, находившихся в других частях Королевского леса. Вернется ли он нынешней осенью? Достаточно ли вырастет и окрепнет, чтобы вытеснить хозяина более престижного места? Почему она его выделила? Она не знала. Она видела крупных самцов с могучими рогами, мощными плечами и толстой шеей. Сонмы самок охотно окружали их поляны, где воздух густел от едкого запаха, который едва не кружил голову светлой оленихе. Но, заметив молодого самца, кротко ждавшего с краю, она почувствовала что-то еще. В этом году его рога будут больше, тело крупнее. Но запах останется прежним: острым, но для нее – сладким. Когда наступит брачный сезон, она пойдет именно к нему. Она смотрела на верхушки деревьев, освещенные утренним солнцем, и думала о нем.

Кошмар начался внезапно.

Звук приближения охотников долетел с запада. Они мчались быстрее ветра, опережая свой запах. Они не таились, а с шумом влетели в лес, устремившись прямо к опушке.

Самка-вожак вскочила, остальные последовали ее примеру. Вскачь понеслась она к деревьям. Одногодки еще играли на другом краю опушки. Какой-то миг они не внимали материнским призывам, но в следующее мгновение тоже смекнули, что дело неладно, и задали стрекача.

Прыжок лани – удивительное зрелище. Все четыре ноги, не сгибаясь, отрываются от земли. Кажется, что лань подпрыгивает, парит и летит вперед по какому-то волшебству. Обычно лань совершает несколько таких прыжков, попирающих законы тяготения, а пробегает совсем немного, чтобы взмыть снова. Все стадо помчалось в укрытие. Лани испарились с опушки в считаные секунды и вытянулись в цепь, следуя за старшей самкой, которая увлекла их на север в самую чащу.

Они одолели четверть мили, когда самка-вожак резко остановилась. Другие тоже. Она прислушалась, нервно поводя ушами. Нет, никакой ошибки. Впереди – всадники. Повернувшись, самка-вожак взяла курс на юго-восток, прочь от обеих бед.

Светлая олениха была напугана. В этом двойном наступлении угадывалось нечто целенаправленное, зловещее. Очевидно, так сочла и самка-вожак. Теперь они мчались полным галопом, перескакивая через поваленные деревья, кусты – через все, что попадалось на пути. Казалось, что пестрый из-за листвы свет мерцает и вспыхивает с угрозой. Через полмили они выскочили из леса и очутились на вытянутой травянистой прогалине. И замерли как вкопанные.

Там, всего в нескольких ярдах, их ждали около двадцати всадников. Светлая олениха заметила это лишь мельком, так как самка-вожак развернулась и устремилась обратно в лес.

Но прыгнула она только дважды перед тем, как поняла, что и среди деревьев охотники. Тогда она вновь повернулась и понеслась по прогалине, порываясь свернуть то туда, то сюда в поисках спасения. Остальные олени, почувствовавшие, что предводительница понятия не имеет, что делать, последовали за ней, испытывая растущую панику. Охотники же теперь со свистом и гиканьем скакали за ними. Самка свернула направо, в лес.

Светлая олениха углубилась туда на сотню ярдов, когда заметила еще охотников – на этот раз справа, чуть впереди. Она издала предупреждающий клич, на который другие, охваченные паникой, не обратили внимания. Она замедлила бег. И тут олениха увидела престранную вещь.